Услышав, как он произнес это, я ощутил резкий укол паники. Это довольно жутко слышать от другого человека. Тем не менее я продолжил убеждать его, снова и снова, но каждая новая фраза словно все сильнее терзала его. Как будто я был сиреной, упорно манящей его к скалам своей песней о возможном искуплении. Он сказал, что худшими днями для него были те, когда он позволил себе почувствовать надежду на второй шанс. Лучшими – те, когда он понял, что все кончено, а его уничтожение – необходимость, которая призвана отпугнуть других.
Я сдался. Джона отвез меня обратно в отель. В машине я уставился на свои колени, истощенный, как телефонный продажник после длинной смены.
Потом Джона внезапно сказал:
– Я решил принести публичные извинения.
Я посмотрел на него.
– Правда?
– На следующей неделе, – ответил он. – В Майами. На ланче Найтов.
Фонд Джона С. и Джеймса Л. Найтов «Найт фаундейшн» был основан владельцами «Чикаго дейли ньюз» и «Майами херальд», дабы спонсировать молодых журналистов и их инновационные идеи. Джона сказал, что для руководства фонда запланирована конференция, и его попросили выступить на ней с основным докладом в последний день. Выступая в защиту диджитал-медиа, они планировали вести онлайн-трансляцию его речи на своем веб-сайте.
– Я пишу ее, все зачеркиваю и переписываю заново, – сказал Джона. – Вы не прочтете? Возможно, после этого мы сможем обсудить, вписываюсь ли я в ваше повествование.
Я автор книги о креативности, которая по большей части прославилась содержанием нескольких выдуманных цитат Боба Дилана. Я совершил плагиат в своем собственном блоге. Я неоднократно солгал журналисту по имени Майкл Мойнихэн, чтобы скрыть ту историю с Диланом…
Я сидел в самолете и читал речь Джоны. Это было жесткое начало – неприкрытое объявление вины, за которым следовал отчет о стыде и сожалении:
Я думаю обо всех читателях, которых расстроил, о людях, которые заплатили немалые деньги за мою книгу и теперь не хотят видеть ее на своей полке…
Меня поразила его прямота. На прогулке Джона настаивал, что если он и решит дать мне интервью, то одной из тем, закрытых для обсуждения, будет стыд. Он сказал, что это слишком личное и конфиденциальное. Но к следующему предложению стало понятно, что со стыдом он намеревался покончить настолько быстро, насколько возможно, и перейти дальше. Такой извинительной речи, как вскоре стало ясно, еще не было. Он планировал объяснить свои недостатки с точки зрения нейробиологии. Это был доклад Джоны Лерера об уникальных пороках умных людей, подобных Джоне Лереру. Он начал сравнивать себя с непреднамеренно ошибающимися учеными, работающими в криминалистических лабораториях ФБР. Невинных людей осуждали за терроризм, поскольку гениальные ученые в ФБР были
жертвами своего скрытого мозга, до такой степени разрушенного недостатками, что они даже не подозревали об их существовании.
В пример он привел адвоката из Орегона, Брэндона Мэйфилда, которого ФБР ложно обвинило в причастности к терактам в Мадриде в 2004 году. Отпечатки пальцев были обнаружены на сумке со взрывчаткой, найденной на месте взрыва. Когда ФБР внесло их в свою базу, имя Мэйфилда всплыло, обозначив совпадение.
Вскоре детективы обнаружили, что Мэйфилд – мусульманин, женатый на мигрантке из Египта и ранее представлявший интересы осужденного террориста в деле об опеке над детьми.
ФБР задержало Мэйфилда на две недели, после признав, что совпадение отпечатка в действительности было «даже не близким». Фактически, бюро пало жертвой предубеждения, известного как «предвзятость восприятия». Сотрудники принимали в расчет только ту информацию, которая подтверждала их уже сформировавшееся убеждение, что Мэйфилд и есть преступник. Они подсознательно отфильтровывали доказательства, свидетельствующие о его невиновности. После скандала ФБР внедрило новые жесткие реформы, призванные искоренить ошибки. Было бы великолепно – речь Джоны подходила к концу, – если бы нечто подобное могло произойти и в его случае: