Итак, вас публично опозорили. Как незнакомцы из социальных сетей превращаются в палачей

Как-то раз в начале 2000-х годов Басс находился на коктейльной вечеринке, когда жена его друга начала флиртовать с другим мужчиной у всех на глазах: «Это была очень эффектная женщина, – написал впоследствии Басс. – Она насмешливо взглянула на мужа, бросила довольно уничижительную ремарку касательно того, как он выглядит, и вернулась к своему кокетливому разговору».

Друг Басса выбежал наружу, где сам Басс обнаружил его кипящим от ярости, твердящим, что он чувствует себя униженным и хочет убить свою жену: «У меня не было никаких сомнений в том, что он сделал бы это. Более того, он был настолько вне себя от гнева, настолько изменился, что, казалось, он способен прикончить любое живое существо, находящееся в зоне досягаемости руки. Я испугался за свою собственную жизнь».

Друг Басса не убил свою жену. Он успокоился. Но этот инцидент потряс Басса, и потому он решил провести эксперимент. Он попросил пять тысяч людей ответить на вопрос: воображали ли они хоть раз в жизни, как убивают кого-то?

«Ничто, – писал позднее Басс в своей книге “Убийца по соседству”[43], – не могло подготовить меня к такому потоку кровожадных мыслей».

Его исследование показало, что 91 % мужчин и 84 % женщин «по меньшей мере раз в жизни представляли, как убивают кого-либо». Среди них был мужчина, который воображал, как «нанимает специалиста по взрывчатке», чтобы подорвать начальника в его машине; женщина, которая мечтала «сломать каждую косточку» в теле своего партнера, «начиная с пальцев на руках и ногах и постепенно подбираясь к более крупным». Звучало и избиение бейсбольной битой, и удушение с последующим обезглавливанием, и ножевое ранение во время секса. Некоторых людей поджигали. На одного мужчину планировали натравить пчел-убийц.

«Убийцы ждут, – мрачно заключала книга Басса. – Они наблюдают. Они вокруг нас».

Результаты исследования невероятно расстроили Басса. Но я считал, что это хорошая новость. Представлять, как убиваешь кого-то, а потом не делать этого – это способ привития морали. Так что мне выводы Басса казались глупыми. Но в его исследовании было кое-что еще, что я счел невероятным. Что-то, что – как написал мне научный ассистент Басса Джошуа Дантли – «мы не отметили отдельно». Та часть, в которой Басс спрашивал людей, что становится толчком к таким жестоким мыслям.

Был один мальчик, который мечтал похитить одноклассника, «сломать ему обе ноги, чтобы тот больше не смог бегать, избить до такой степени, что его внутренности превратятся в кровавое месиво, а потом привязать его к столу и капать на лоб кислотой». Что же такого сделал этот одноклассник? «Он “случайно” уронил свои книги мне на голову, и все его друзья повеселились». Был также офисный сотрудник, который воображал, как можно «подпортить тормоза в машине босса, чтобы те отказали у него прямо на шоссе». Почему? «Он создает видимость того, что я истинный неудачник. Он насмехается надо мной в присутствии других людей. Я чувствую себя униженным».

И так далее. Практически ни одна из жестоких фантазий не имела отношения к реальной опасности – преследователям, бывшим партнерам и далее по списку. Все они касались ужаса, который несет с собой унижение. Брэд Блэнтон был прав. Спрятанный глубоко внутри стыд ведет к агонии. Ведет к Джоне Лереру. А если дать стыду волю, это приведет к свободе – или хотя бы смешной истории, которая тоже является своего рода свободой.

Так что именно там, в своем номере, я решил, что на второй день курса Брэда я решусь на это. Дам волю своему стыду. Стану Максом Мосли. Буду кристально честен.

* * *

На второй день Брэд во всеуслышание спросил, не хочу ли я занять место на Стуле Допроса, раз уж в первый день отмалчивался.

Я прочистил горло. Все ожидающе улыбались, словно я был гвоздем классного телешоу.

Я замешкался.

– Вообще-то нет, – сказал я.

Улыбки ожидания превратились в замешательство.

– По правде говоря, – объяснил я, – мне кажется, что мои проблемы не настолько серьезные, как у всех остальных в этой комнате. К тому же я не люблю конфликты.

Я разъяснил, что в моем неприятии конфликтов не было ничего странного: мне очень даже нравится смотреть на то, как ругаются два человека. Если я замечу, что на улице двое прохожих кричат друг на друга, я могу даже остановиться, соблюдая почтительную дистанцию, и понаблюдать за ними. Но участвовать в конфликтах самому – нет, это не мое.

– Так что я не хочу, чтобы люди решили, будто я противник Стула Допроса, – заключил я. – Пока что это мой любимый момент на курсе. Разглагольствования в промежутках мне кажутся довольно скучными, но вот Стул Допроса – это супер.

– То есть тебе хочется, чтобы Стул существовал, но оказаться на нем не хочется? – спросила подруга Брэда Тельма.

– Да, – ответил я.

– Я считаю, тебе нужно сейчас же сесть в него, вот прямо сейчас вставай и садись, – сказала Тельма.

– Нет-нет, – сказал я снова. – Честно, я чувствую себя куда комфортнее, наблюдая за тем, как на него садятся другие люди.

– ЧЕРТОВ ССЫКУН! – заорала Тельма. – Я считаю, что он ЧЕРТОВ ССЫКУН!