Монахи-бенедиктинцы, оказавшие помощь раненым Винченцо и Паоло, перевязав раны, нашли их неопасными. Зато положение раненых стражей было намного серьезней. Многие из монастырской братии явно сочувствовали пленникам, но большинство из страха перед гневом инквизиции старались держаться от них подальше, обходя стороной келью, где содержались Винченцо и Паоло. Однако оставаться здесь им предстояло недолго. Как только они немного окрепли, их усадили в экипаж, и под конвоем двух офицеров они тронулись в путь. И хотя они были вместе, Паоло и его хозяин были лишены возможности разговаривать. Любые попытки беседы или расспросы о судьбе Эллены грубо пресекались. И тем не менее неугомонный Паоло то и дело высказывал вслух свое возмущение или догадки, например, что злейшим их врагом является игуменья монастыря Сан-Стефано. Он более не сомневался, что нагнавшие их в пути монахи-кармелиты выследили их и донесли игуменье.
— Боюсь, синьор, нам от нее не избавиться. Мне жаль, но это правда. Она не хуже судей инквизиции, властна и коварна. И, как они, готова отправить любого в пекло к дьяволу.
Попытки Винченцо многозначительными взглядами остановить словоохотливого слугу мало помогали. Помолчав какое-то время, Паоло вновь начинал размышлять вслух. Сопровождавшие его офицеры внимательно прислушивались к его рассуждениям. Паоло хотя и заметил это, однако не стеснялся в выражениях и говорил все, что думал об их собственных действиях и тех, кто поручил им эту недостойную работу. Винченцо, погруженный в нерадостные думы, услышав особо резкие высказывания Паоло в адрес похитителей, резко останавливал Паоло. Тот умолкал, но ненадолго. Когда не на шутку обеспокоенный Винченцо резко отчитал слугу, тот наконец умолк.
Они ехали всю ночь, сделав лишь одну остановку, чтобы поменять лошадей. На каждой почтовой станции Винченцо безуспешно искал взглядом экипаж, в котором могла быть Эллена, полагая, что он должен следовать за ними. Но напрасно.
Утром следующего дня он увидел вдали купол собора Святого Петра и понял, что его везут в Рим. На продолжительный отдых они остановились в провинции Кампания, где в маленьком пограничном городке провели несколько часов.
Когда они снова тронулись в путь, Винченцо заметил, что сопровождавшие их офицеры были заменены. Новые видом и одеждой отличались от прежних и вели себя менее резко. Однако их недобрые лица, исполненные собственной значимости, не сулили ничего хорошего. Юноша понял, что это люди инквизиции. Они были чрезвычайно молчаливы и обменивались лишь короткими репликами. На расспросы Винченцо об Эллене они ничего не ответили, а критические замечания Паоло об инквизиции выслушали с недобрым молчанием.
Винченцо был серьезно обеспокоен сменой сопровождения и особенно их поведением. Прежние стражи были грубы, но не жестоки, эти же олицетворяли собой ту особую холодную жестокость инквизиции, о которой столько ходило слухов. Он понял, что теперь он пленник Верховного суда инквизиции, местом пребывания которого был Рим.
Была уже полночь, когда они через главные ворота въехали в Рим и оказались в самом центре ежегодного карнавала. Площадь, которую им предстояло пересечь, была запружена нарядными экипажами и толпой веселящихся горожан в маскарадных костюмах и масках. Здесь можно было увидеть музыкантов, монахов, шутов. Ряженые пели, танцевали, шутили, бросались цветами. Жара заставила держать окна экипажа открытыми, и пленники могли спокойно любоваться происходящим. Карнавальное веселье толпы столь резко противоречило тому, что творилось в душе бедного Винченцо, что он особенно почувствовал свое одиночество и потерю Эллены. Ее судьба более всего тревожила его. Однако Паоло как зачарованный смотрел на зрелище, вспоминая карнавалы в родном Неаполе, и от избытка чувств к любимому городу был склонен считать, что в Риме и костюмы пляшущих ряженых были хуже, да и плясали они не так весело, как в Неаполе. Однако тяжелый вздох рядом заставил его вернуться к действительности. Печальный больной вид хозяина обеспокоил его.
— Господин, о мой господин… — прошептал он сочувственно, не находя слов.
В это время они проезжали мимо театра Сан-Карло, у подъезда которого останавливались роскошные экипажи, и господа в маскарадных костюмах спешили войти в широко открытые двери оперного театра. Здесь почти невозможно было проехать, и их экипаж остановился. Стражи Винченцо мрачно и недобро смотрели на толпу, а та, в свою очередь, недоуменно взирала на тех, кто в праздник карнавала скучен и угрюм и не желает веселиться. Но через какое-то время карнавальная толпа, поняв, кто перед нею, в испуге потеснилась, пропуская зловеще мрачную повозку.