Итальянская новелла ХХ века

Потом он ушел, с трудом ковыляя по оледенелой мостовой, — наверное, его старые ноги под вытертыми до блеска брюками еще дрожали от пережитого волнения. Поравнявшись с полицейским, который тем временем сделал несколько шагов по направлению к группе, господин остановился и, указывая тростью на расходящихся прохожих, принялся ему рассказывать невесть какие вздорные выдумки.

Вор, оказавшись, словно по мановению волшебного жезла, на свободе, начал осторожно пятиться, стараясь незаметно увеличить расстояние между собой и всеми остальными. Некоторые прохожие уже поднимали с мостовой свои велосипеды и садились на них, чтобы уехать. Также и молодой парень, подняв свой, погладил его, покрутил в воздухе переднее колесо и, не обращаясь ни к кому в отдельности, помахал рукой, потом, лихо вскочив в седло, нажал на педали и скрылся из виду.

Вор, теперь, когда его не держали, перешел от отступления к бегству, но никто этого и не заметил. Один я сверху видел, как он наконец остановился в глубине улицы у засыпанной снегом клумбы. Набрав полные пригоршни снега, он оттер залитое кровью лицо и долго прикладывал снег к голове, напоминая издали в эти минуты снежную бабу, какие лепят зимою в садах дети.

Первый день войны

Без десяти восемь, минута в минуту, как каждое утро, Джузеппино вышел из дому, отправляясь на работу на велосипедный завод.

— Предвидится внеочередной отпуск, — весело сказал он, прощаясь с родителями.

Сразу же после его ухода из угла комнаты раздался жалобный стон. Только тогда привратник и его жена вспомнили о событии, которого ожидал весь дом. Они немного отставили диван и увидели Матильду, лежавшую на матрасике, сделанном для нее одинокой синьорой с третьего этажа. У Матильды начались родовые схватки. Она слабо стонала, ее зеленые глаза молили о помощи. Зрелище было трогательное, но произошло это не вовремя. Привратник, не трогаясь с места, растерянно смотрел на нее; жена наклонилась над Матильдой, но сразу же раздраженно отошла и вновь принялась причитать еще тоскливее, чем раньше. Она то и дело поглядывала в окно, со страхом ожидая прихода почтальона.

Денек мог бы быть хорошим, одним из тех, что с утра вселяют в людей бодрое настроение. Но известие о войне, принесенное радио рано утром, уже кружило внутри большого дома. Сквозь стеклянную дверь швейцарской было видно, что лица у людей встревоженные и печальные. Если бы не это известие, привратник вышел бы и всем объявил, что Матильда вот-вот разродится.

Уже несколько дней, как весь дом беспокоился за Матильду. Женщины и дети заходили в швейцарскую и, если не видели ее, спрашивали, где она, все ли идет хорошо и не угрожает ли ей, не дай бог, какая-нибудь опасность. Матильда была красивой, умной, казалось, что она тоже знает в лицо всех жильцов. Это была чудесная кошка, и притом всегда чистая; единственная чистая вещь в швейцарской, как говорили некоторые. Горе жены не только нагоняло на привратника тоску, но и отнимало всякое желание работать; он двигался без цели, в голове у него было пусто, он не знал, за что взяться, что говорить. Почтальон пришел около половины девятого. Жена увидела его в окно и пошла ему навстречу.

— У меня полная сумка повесток о мобилизации.

Она растерянно смотрела на него, не решаясь спросить. Но почтальон, словно невзначай, сам сказал ей, передавая пачку газет и писем:

— Там, кажется, повестка и вашему сыну.

Когда она возвратилась в комнату, муж стоял возле Матильды, которая принялась мяукать более громко.

— Надо как-то помочь Матильде. Она мучается, как человек.

— Да, да, я ей сейчас помогу: вышвырну ее на улицу.

И она разбросала почту по столу. Среди писем и газет ярко выделялись десятки голубых повесток.

— Джузеппино тоже прислали повестку, — сказала она. — Я это предчувствовала, я была уверена, что не ошибусь. — Она начала шарить в груде писем.

Джузеппино должен был уехать завтра.

Это была усталая, бедная женщина, неприятности у нее сразу же вызывали жестокую головную боль. Она заперлась в комнате, но вскоре опять вышла, чтобы приготовить кофе. Голова у нее была обвязана платком, она тихо стонала, но ни минуты не стояла на месте.

Около семи часов вечера Матильда разрешилась. Начало смеркаться, и задолго до того принесли приказ о затемнении. Привратник целый день противился требованиям жены выбросить на улицу Матильду.

Жена из комнаты, лежа на постели, умоляла его сделать это: она не могла больше слышать ее мяуканья.

— Выкинь ее вон, говорю я тебе, или я что-нибудь разобью о твою голову.

Но у нее не было сил, и ее вялые угрозы не производили действия на мужа. Наконец радостное событие свершилось, и привратник увидел у своих ног пять задиристых, мяучащих, дрожащих крошечных чудовищ. Матильда дотащилась до двери, вышла во двор и в тот день больше не возвращалась. Оставалось немного молока, и привратник дал его голодным малышам. Потом он подумал, что надо было бы сказать жильцам. Жена уже давно составила список; он начал звонить к Массаретти — они первыми изъявили желание взять одного котенка.