Итальянская новелла ХХ века

Май этот был прежде всего освещен для меня присутствием девушки. Я звал ее Жаклина; мне надлежит найти самые простые и чистые слова, которые, правда, принадлежат не мне, чтобы воскресить в своей душе чувства тех дней и выразить, как она мне была дорога. Жаклина походила на одну из прислужниц царицы Савской, которая замыкает живописную группу, — Пьеро нарядил эту прислужницу во все розовое. Я обнаружил это сходство в тот день, когда мы вдвоем побывали на мосту Мильвио и гуляли в лугах виллы Фарнезина; мы отдыхали на полянке, я растянулся в траве, Жаклина сидела рядом, и ее профиль четко вырисовывался на фоне светлого неба: волосы девушки были покрыты платком, стянутым на затылке. Когда мы покинули сосновую рощу, солнце уже садилось; внизу, на немощеной дороге, мы повстречали людей с бубнами, рабочих и статистов, они выходили из павильонов, где велись киносъемки; парни, забавы ради, гонялись друг за другом по тропинкам. Длинная дорога, обрамленная изгородью, привела нас к первым домам. Люди, жившие возле моста Мильвио, стояли на порогах своих жилищ, некоторые устроились под беседкой остерии, другие отдыхали на ступенях церкви. Из кафе рядом с казармой неслись громкие звуки радиоприемника, наполняя шумом маленькую площадь; и в короткие мгновения, когда он умолкал, жизнь, перед тем, казалось, остановившая свой бег, вновь приходила в движение: из-за аллеи, образованной виноградными шпалерами, доносился стук деревянных шаров, гудели автомобили, катившие по шоссе Кассиа, шуршали велосипеды, люди группами стояли возле деревьев, привалившись к стволам, как к стене, зеленщик толкал тележку с черешней.

По площади пробежала стайка девушек, они держались за руки; вокруг фонтана резвились дети. Стоя на остановке, мы с Жаклиной ожидали трамвая. Она сказала:

— Надо будет еще разок приехать сюда. Чудесное местечко, правда?

— Конечно, — подхватил я, — Мост Мильвио…

Мужчина, стоявший возле платана, перебил меня и поправил:

— Мост Молло!

Это был человек лет тридцати, смуглый, черноволосый, без пиджака; он повернулся к нам и теперь смотрел на меня с легкой иронией, но добродушно, и потом прибавил:

— Мостом Мильвио его именуют только приезжие.

Жаклина что-то весело ответила ему в таком же шутливом тоне, а я с трудом сдержался и молча подавил невольное и ребяческое чувство ревности.

Мужчина между тем продолжал:

— Впрочем, для нас, живущих возле моста Молло, жители центральных кварталов Рима и те — приезжие.

Жаклина рассмеялась и сильнее сжала мне руку.

А потом… потом царица Савская вновь завладела своей прислужницей, та вернулась к своей повелительнице и окаменела, завернувшись в свое розовое одеяние!.. Тем временем мои порывы и восторги остыли, их погасила война; одно событие сменялось другим, меня обуревали иные страсти, и мне казалось, что всего этого больше чем достаточно, чтобы похоронить на дне памяти и самый мост Мильвио, и его обитателей, с которыми я познакомился однажды вечером, когда рядом со мною была Жаклина.

И все же в тот вечер, когда мне пришлось вторично побывать на мосту Мильвио, куда я приехал тем же трамваем, — это произошло в октябре 1943 года, — при мысли о моих прежних порывах и восторгах я покраснел, хотя на остановке, кроме меня, никого не было. Но покраснел я не от стыда, а скорее от смущения перед самим собой, вызванного тем, что в душе моей воскресли воспоминания, которые я считал неуместными в ту пору; а быть может, это был страх, страх, что может вновь открыться еще не затянувшаяся сердечная рана. Ведь теперь я был солдат, на которого возложена определенная миссия, — и только; лишь об этом мне надлежало помнить. Я был офицер, которому предстояло впервые встретиться со своим взводом, построенным в темноте, в сосновой роще виллы Фарнезина. Там меня ждали люди, самые лучшие и самые отважные из жителей этого квартала. Люди, хорошо мне знакомые, хотя я и не знал их в лицо.

Я сошел с трамвая, маленькая площадь была такой же оживленной, как и в тот раз, в кафе возле казармы все так же гремела музыка, и кто-то сидел на ступенях церкви, и, как в тот раз, в остерии было полно людей. Я шел по уже знакомой мне дороге, по длинной дороге, окаймленной изгородью, она вела к последним домам и была теперь освещена луной; в этот раз я шел в сопровождении человека, который молчал; он предложил мне сигарету, а когда мы проходили мимо влюбленной парочки — молодые люди стояли, тесно прижавшись друг к другу и слившись в поцелуе, — он оглянулся и пробормотал:

— Вот черти!

Мы поднимались вверх по тропинке, и тут он заговорил:

— Вот что, ты, верно, найдешь там меньше людей, чем ожидаешь. Дело в том, что приходится действовать осторожно. Понимаешь, мост Молло таков, что…

— Как ты сказал? — перебил я его.

— Я говорю, ты застанешь там половину. Знаешь, они…

— Ты сказал «мост Молло»?

— Ну да. Ведь мы же возле моста Молло. Приезжие именуют его мостом Мильвио.

— А для вас, здешних, сесть в трамвай — означает отправиться в Рим, не так ли?

— Ты, видать, человек остроумный, мне это нравится, — сказал он, останавливаясь.