Итальянская новелла Возрождения

— Я не знаю, дорогой мой синьор, думали ли вы когда-нибудь о той мало похвальной жизни, что ведет ваш отец, маркиз Никколо, и о его поведении, которое таково, что является причиной моего постоянного недовольства. Он, оставшись вдовцом после смерти блаженной памяти вашей матушки, так неутомимо преследует женщин, что и в Ферраре и в округе нет уголка, где бы у него не было побочного сына. Каждый думал, что, женившись на мне, он бросит срои повадки, но, хотя я и сделалась его женой, он ничуть не отказался от своих мерзких привычек: как и раньше, сколько женщин он видит, столько и хочет. Мне кажется, что он скорее расстанется с жизнью, чем откажется от утех то с одной, то с другой женщиной, какая ему только подвернется. А так как он синьор, то разве найдется женщина, которая ему откажет? Но хуже всего то, что он гораздо больше оказывает внимания этим потаскушкам и продажным женщинам, чем мне и вам, родившемуся от столь благородной и добродетельной синьоры. И если вы хорошенько об этом подумаете, вы легко убедитесь в моей правоте. Когда я еще жила в доме синьора моего отца, я слышала от одного нашего писца, очень любившего читать хроники, что меж нашими предками был некий Фреско, и он, разгневавшись на Аццо Второго, своего отца, убил его, так как Аццо ввел в дом мачеху, хотя она и была дочерью Карла Второго, короля Неаполитанского. Поэтому я не хочу, чтобы вы тоже обагрили руки свои в крови вашего отца, сделавшись его убийцей. Я должна открыть вам глаза и предупредить вас, чтобы вы когда-нибудь не остались посрамленным, осмеянным и с пустыми руками. Разве вы не слышали, как ваш отец, который не имел права наследовать Феррарское маркграфство, ибо был незаконным сыном и оно по справедливости принадлежало синьору Аццо Четвертому, — с помощью своих приспешников выгнал означенного Аццо из синьории и при содействии венецианцев отправил его в изгнание на остров Кандию, где несчастный синьор умер жалкой смертью? Берегитесь, чтобы подобное несчастье не случилось и с вами; как бы один из побочных сыновей, как говорится, не натянул бы вам нос и не послал бы вас куда глаза глядят. Что до меня, случись что-нибудь с вашим отцом, я без всякого колебания пожертвовала бы ради вас и жизнью и имуществом, чтобы только государство, как этому и надлежит быть, осталось в наших руках. И хотя принято говорить, что мачехи не любят своих пасынков, однако вы можете быть уверены, что я люблю вас больше самой себя. О, если бы богу было угодно, чтобы случилось то, на что я надеялась: ведь когда отец мой убеждал меня ехать в Феррару, он говорил, что моим мужем будете вы, а не ваш отец. Не знаю, почему потом все изменилось. Бог да простит тому, кто виновен в такой замене! Синьор мой, года наши подходящие для того, чтобы нам соединиться. И было бы гораздо лучше, если бы я сочеталась браком с вами, а не с вашим отцом. И насколько же легче и прекраснее, чем теперь, была бы моя жизнь, будь вы моим повелителем, потому что я любила вас раньше, чем маркиза, питая надежду, что я должна быть вашей, а вы моим. Сказать по правде, я всегда горячо любила вас и люблю больше, чем свою душу. Мои мысли могут быть обращены только к вам, так глубоко проникли вы в мое сердце. Теперь, мой повелитель и свет очей моих (и сказав это, а они были одни в комнате, она обвила его шею руками и любовно поцеловала несколько раз в уста), пожалейте себя и меня. О дорогой синьор мой, сжальтесь надо мной и будьте моим, как я всегда была и буду вашей; и если так случится, вы, без сомнения, станете властителем государства и сделаете меня из несчастнейшей самой счастливой женщиной на свете.

Граф Уго, который все ждал, к чему приведут речи маркизы, при этих последних словах, сопровождавшихся страстными и волнующими поцелуями, совершенно растерялся и не мог ни ответить ей, ни уйти; он был до такой степени потрясен и поражен, что в тот момент больше походил на мраморную статую, чем на живого человека. А маркиза была так хороша и обольстительна, так игрива и глаза ее горели таким любовным пламенем, что, будь Федра столь же прекрасна, я твердо уверена, что ее возлюбленный Ипполит не устоял бы перед ее страстью.