Как же груб был этот незадачливый клирик, который, предложив столь отменное толкование, не сообразил, ни что он говорит, ни перед кем! И за это он получил бенефиций, и кто знает, если бы он что-нибудь знал, он, пожалуй, и не получил бы его. Быть может, именно грубость его и послужила причиной его повышения в сане, как это случается со многими, которые, прикасаясь к телу господа нашего, обладают меньшей рассудительностью, чем неразумная скотина.
Новелла XL
Нижеследующая новелла не менее хороша, как не менее хорошо было слово, сказанное им племяннику, который, обучаясь праву, провел в Болонье добрых десять лет и, вернувшись в Камерино отменным законником, явился засвидетельствовать свое почтение мессеру Ридольфо. Приняв его, мессер Ридольфо сказал ему:
— А что же ты делал в Болонье?
Тот отвечал:
— Господин мой, я обучался праву.
И мессер Ридольфо продолжал:
— Плохо же ты потратил свое время.
Юноша, которому слова эти показались весьма странными, отвечал:
— Почему же, господин мой?
И мессер Ридольфо сказал:
— Потому, что тебе следовало обучаться там силе, и это было бы вдвое выгодней.
Юноша стал было улыбаться, но, снова и снова это обдумав, он вместе с другими, кто это слышал, убедился, что мессер Ридольфо сказал правду.
Так и я, пишущий эти строки, находясь как-то в обществе студентов, слушателей мессера Аньоло да Перуджия, говорил им, что они даром тратят время, обучаясь своему делу.
Они спросили:
— Почему?
А я продолжал:
— Чему вы обучаетесь?
А они:
— Мы обучаемся праву.
На что я сказал им:
— Что вы будете с ним делать, раз им не пользуются?
Действительно, оно не очень-то в ходу. Кто бы ни был прав, но если на другой стороне немного больше силы, право остается бессильным. Поэтому-то мы в наше время и видим, что бедным и бессильным почем зря присуждаются телесные и денежные наказания, богатым же и сильным очень редко, ибо жалок тот, кто не имеет достаточной силы.
Новелла LIII
Здорово повезло Берто Фольки, добившемуся своего в любовных шашнях, а также и приору Оке, получившему при помощи тонкого обмана весь урожай с одного виноградника, так же здорово, как тому Сандро Торнабелли[33]
, который достиг исполнения своего желания. Этот самый Берто Фольки был гражданином нашего города, веселым и приятным и в свое время весьма влюбчивым. Ему давно уже приглянулась одна крестьянка в Эме из прихода Санто-Феличе, так что в конце концов, когда означенная крестьянка находилась в одном винограднике, означенный Берто, отнюдь не отчаявшийся в своей любви, добился своего, и оба они примостились у стенки из наваленных диких камней, которая опоясывала виноградник и за которой проходила дорога. А было это в разгар лета, в самую сильную жару, и как раз двое мужиков, шедших из Санта-Мария Импрунета, проходили в это время по дороге, и один говорил другому:— Больно мне пить захотелось. Может, ты слазишь в этот виноградник за одной хотя бы гроздью, а то, хочешь, пойду я?
Другой сказал:
— Иди-ка лучше ты!
И вот тот одним махом вскочил на стенку и, соскочив оттуда, угодил ногами прямо на поясницу Берто, лежавшего на означенной крестьянке, и все это случилось в один миг. От удара Берто больше испугался и пострадал, чем крестьянка, заметившая только, что на нее налегли еще лучше прежнего. Мужик, перескочивший через ограду, почувствовал, что попал ногами на что-то мягкое, и, даже не оглянувшись, бросился бежать по винограднику, ломая шесты и лозы и вопя во всю глотку: «Караул! Караул!»
Берто же, несмотря ни на что, продолжал старательно заниматься своим делом, словно представлял себе, что он на работе. А на шум, поднятый мужиком, сбежались кто откуда.
— Что такое? Что такое?
А тот говорит;
— Ой-ой-ой! Я нашел самую большую жабу, какой еще никогда не находил.
Суматоха росла, и ему говорили:
— Что ты, с ума сошел, — всю округу поднял на ноги из-за простой жабы!
А тот все орал:
— Ой-ой-ой! Братцы, она больше целого корыта. Я на нее спрыгнул, и мне почудилось, будто я спрыгнул на огромные легкие или печень какой-нибудь скотины. Ой-ой-ой, я от этого никогда не опомнюсь!
А в это время его спутник, а может быть, и родственник, который все ждал винограда, услыхал шум и, так как оба они были в сговоре, перепугался, как бы на того не напали и не убили бы его, закричал: «караул» и стал удирать что есть мочи.