Итальянская записная книжка

Через полчаса, как-то сразу, горы и море исчезли. «Ланча» покатила мимо зелёных стен зреющей кукурузы, мимо виноградников,: изнывающих от тяжести свисающих гроздей, мимо сонных селений, где можно было увидеть лишь нескольких велосипедистов, проезжающих в пятнистой тени деревьев.

Потом машина вырвалась на многополосную автостраду, впилась в поток мчащегося транспорта и вскоре загрохотала по разбитой булыжной мостовой, по скрещениям железнодорожных путей. Слева тянулись мощные стены в подтёках вековой грязи. Над ними торчали стрелы подъёмных кранов.

— Наполи, — объявил Пеппино. — Порт.

По выжженной солнцем улице шёл чернокожий парень в комбинезоне. На остановке пожилые женщины и матросы в щегольской форме втягивались в переполненный автобус.

Но вот колеса «ланчи» покатили по бархату асфальта. Над Артуром и его спутниками навис город на горах. Модерновые жилые дома, старинные особняки, дворцы, утонувшие в зелени пальм и кипарисов — всё это вздымалось друг над другом, радуя глаз разнообразием приведённых к единству архитектурных стилей. Имя этому единству было — Неаполь.

Широкие окна зданий слепили весёлыми солнечными зайчиками, не в силах перебороть слепящую ширь Неаполитанского залива, на дальней дуге которого синел Везувий, Везувио.

Сначала они проехали по нижней части города. Выходили из машины у старинной крепости с двумя чёрными башнями, охраняющими вход в беломраморные ворота, у знаменитого театра Сан–Карло, Королевского сада, Королевского дворца. Пеппино, оказывается, взял с собой фотоаппарат, всюду фотографировал Машу с Артуром.

У Артура нарастало чувство неловкости, получалось так, будто они влюблённые, чуть ли не муж и жена. Маша была моложе на целую эпоху. Могла оказаться его дочерью, даже внучкой… У Артура не было никаких видов на Машу, ни на кого на свете.

И Маша, казалось, испытывала то же чувство, слегка отстранилась, когда, снимаясь вместе с ней и Амалией он по–дружески обнял обеих за плечи.

«Все приходит слишком поздно, — думал Артур, в то время, как Пеппино вёл «ланчу» крутыми улицами вверх среди пышной роскоши архитектуры, роскоши кипарисов, цветущих красными и белыми цветами олеандров. — Без машины я бы уже не мог сюда взобраться… Стареющий, слепнущий, кому я теперь нужен?»

Поймавшись на том, что жалеет себя, не доверяет Богу, волшебно выдернувшему его из московского отчаяния, даровавшему такое путешествие, таких спутников, Артур захотел совершить что-нибудь необыкновенное, доказать самому себе, что не такой уж он развалина, что не все так плохо.

Поэтому, когда почти на вершине горы, выйдя из машины, они остановились у каменного парапета, за которым открылся вид на спускающийся уступами город, на залив, на Тирренское море, и Артур увидел густо усеянную спелыми плодами крону инжира, чудом растущего на склоне горы по ту сторону парапета, он подтянулся на руках, вскочил на парапет и стал пригибать упругие ветви, покрытые широкими, разлапистыми листьями к Маше, чтобы она могла дотянуться до них, полакомиться уже треснувшими от переизбытка сока ароматными плодами.

— Сейчас же слазьте! У меня даже голова закружилась. Упадёте в Неаполь. Умоляю вас.

Артур послушно опустился на горячий парапет. Внизу, за инжировым деревом, в разложенном на плоской крыше надувном бассейне, плескалась загорелая детвора. Ещё ниже, в зелёном дворике, среди кустов роз, старик в чёрных очках, покачиваясь в кресле–качалке, перелистывал газету.

— Капри, — сказал Пеппино, который, присоединясь к Маше и Амалии, тоже срывал плоды с пригибаемых Артуром ветвей.

— Где?

Пеппино указал прямо против себя на море.

— Да вон же. Как зелёная шапочка, — сказала Маша. — Смотрите туда, чуть правее.

Сколько Артур ни вглядывался, ничего, кроме искрящейся синевы не видел. Фосфоресцирующая вспышка на миг ослепила, напомнила… Он спрыгнул с парапета.

Амалия протянула навстречу лежащую в ладонях пригоршню плодов инжира.

— Отбирала для вас, — сказала Маша. — самые лучшие.

— Машенька, пожалуйста, напомните им про Морской музей.

— Пеппино помнит. Но сначала едем вниз, обедать. Все сильно проголодались, а вы?

— Что ж, могу с голодным сравниться, как говорил один знакомый чудак.

И теперь уже в обратно порядке, сверху вниз, замелькали беломраморные особняки, разноцветные здания, фонтаны, увлажняющие пышную субтропическую растительность.

А внизу надвигалось море.

Отыскивая самый лучший, с точки зрения Пеппино, ресторан, они проехали по всей набережной, вымершей в эти знойные часы, по просьбе Артура остановились на десяток минут у рыбачьего причала, где в плоских цинковых лотках, покрытые слоем солёной воды, засыпали выставленные на продажу рыбины утреннего улова; приоткрыв створки раковин, пускали струйки пузырьков воздуха разнообразные моллюски.

Воображению Артура Крамера эти подробности неаполитанской жизни говорили больше, чем если бы он посещал музеи или бродил по городу, уткнувшись в путеводитель.