/…/ 20 января, в три часа утра, когда было еще темно, наша колонна приблизилась к Валуйкам. Мы остановились. Генерал послал вперед группу разведчиков. Они возвратились и сказали, что деревня занята русским. Тогда генерал обратился к тем, кто находился около него. Он сказал: «Италия на западе. Кто еще в силах, пусть продолжает марш. Я вел вас к Валуйкам, потому что там проходит железная дорога. Но Валуйки в руках русских. Теперь я не знаю, что с нами будет. Кто может, пусть идет на запад».
Мы все перемешаны, солдаты и офицеры. Генерал Баттисти не знает, что делать. Он даже не приказывает нам двигаться к деревне. Наша группа идет к избам. Я захожу в первую из них, валюсь с ног и засыпаю. Когда я просыпаюсь, около моей избы идет бой. У меня обморожены ноги. Я беру пару валенок у русской женщины, надеваю их и иду из деревни. Встречаю артиллериста с мулом, на котором нагружена сыр, галеты и много пачек сигарет. «Мы уже в плену, – говорю я артиллеристу, – снимай мешки, и поедим чего-нибудь, прежде чем поднять руки». Сидя на небольшом холме, мы едим до тех пор, пока наши животы не вздуваются. В долине под нами мы видим тысячи итальянских и немецких солдат. Итальянцев больше. Русские их обезоруживают, выстраивают в колонну. Мы рассуждаем о том, что делать. Выбора у нас нет, продолжить путь невозможно. Мы спускаемся вниз и сдаемся в плен.
Мы шли днем и ночью. Мы заходили в избы для того, чтобы найти что-нибудь поесть. Какой-нибудь старичок или старушка пятится в угол, повторяя: «Нет, нет». Мы сразу начинаем искать в печке, хватаем горсть огурцов и поспешно выбегаем наружу. Однажды я увидел в избе двух козлят, сосавших козу. Я схватил одного и убил. Старичок со старухой плачут, как дети. Я убегаю и ем козленка сырым, потому что если он замерзнет, его не угрызешь.
16-го или 17 января утром в Подгорном царит хаос. Пожары. Грабежи. Беспорядочное и лихорадочное движение автомашин… Отсутствие продуктов, невероятная усталость вызывают тревожные вопросы: «Куда мы идем? Сколько еще нам осталось шагать? Выдержим ли мы?..»
Понемногу ручейки частей, отходящих с фронта, сливаются в одну реку, образуя огромную колонну: это увеличивает опасность и затрудняет движение. Колонны саней, которые стали врагом пехотинца, месящего рыхлый снег, вызывают проклятья. Перегруженные людьми и материалами, они сшибают с ног тех, кто не уступает им дороги. Сколько стычек, сколько яростных схваток, чтобы заставить слабого уступить! Все лихорадочно спешат, стараются уйти от опасности.
«Это были итальянцы, венгры, пруссаки, австрийцы, баварцы, бежавшие в одиночку или группами из русских «котлов». Колонна генерала Наши разбухала на глазах, как река в половодье. Марш людей утяжеляли санки, телеги, самодельные волокуши. В снежных вихрях мелькали силуэты лошадей, мулов и медлительных волов, украденных у крестьян. Время от времени животные падали в снег. Последняя дрожь сотрясала их иссохшую кожу. На них сразу же набрасывались люди, громко споря на всех языках, вступая в драку из-за наиболее съедобных кусков. Стаи жирных ворон сопровождали колонну с первых дней отступления…»
Сообщения от Главного Командования немецких вооруженных сил, как правило, публиковались в ежедневных итальянских сводках и датировались следующим днем (они выделены другим шрифтом). Здесь представлены доклады об операциях, в которых участвовали итальянские войска.
/Выражение «В районе Дона» употребили первый раз, вместо выражения «На Дону» /…/ Вдоль всей линии обороны были атаки советских войск, единственные позиции, которые оставались неизменными, несмотря на многочисленные атаки, это позиции дивизии «Юлия» и частей XXIV германского танкового корпуса на фронте у Крыничной./