Италия, позднее других европейских стран сложившаяся в национальное государство, за один век проделала большей путь общественного и культурного развития. В XIX столетии ее литература не имела того международного значения, какое приобрели литературы некоторых других народов Европы; но уже начиная с 70-х годов она занимает одно из первых мест. В конце XIX и в начале XX века итальянские писатели много переводятся и в России. В журналах печатаются статьи и рецензии: творчество Джованни Верги, Луиджи Капуаны, Матильды Серао, Грации Деледды, Фогадзаро, Габриэле д’Аннунцио, де Амичиса и многих других привлекает к себе внимание русских писателей с очень различных точек зрения, в связи с интересами, развивающимися в это время в русской литературе.
Итальянская новелла, несомненно, сохранила свое значение и в наше время. В самой Италии еще только начинается изучение и — в известной мере — художественное усвоение этого большого и разнообразного творческого наследия. Новелла, созданная между объединением Италии и первой мировой войной, обладает необычайной познавательной силой. Она изображает не только условия существования, бытовой уклад, специфическую обстановку живописных и поэтических уголков этой полной контрастов страны. Она позволяет также понять проблематику нравственной жизни и духовных исканий нескольких поколений, заглянуть в самую душу народа, раскрывающуюся в массе глубоких, трагических и поучительных историй.
Вместе с тем новелла эта помогает угадать духовные возможности и перспективы нации, сыгравшей такую огромную роль в развитии мировой культуры.
Весна
Когда Паоло приехал в Милан со своими композициями под мышкой, — в те времена солнце светило для него каждый день и все женщины казались ему красавицами, он встретил Принцессу. Девушки из магазина величали ее так, потому что у нее было миловидное личико и маленькие ручки, а особенно потому, что она была гордячка и вечером, когда ее подруги врывались в Галерею[5]
, словно стая воробьев, она направлялась одна к воротам Гарибальди в белом шарфе, с гордо поднятой головой, Там, в один из тех блаженных вечеров, когда человек тем легче взлетает к облакам и звездам, чем легче у него в кошельке и желудке, она и повстречалась с Паоло, который бродил по улицам, размышляя о своей музыке и мечтая о славе. Паоло с удовольствием отдавался игре воображения, наблюдая изящную фигурку девушки, которая быстро шагала впереди, подбирая серое платьице и приподнимаясь на цыпочки в испачканных грязью ботинках, когда ей приходилось спускаться с тротуара на мостовую. Так он встретился с ней еще два или три раза, и в конце концов они оказались рядом. Она весело рассмеялась при первых же его словах: она всегда смеялась, встречая его, и убегала. Если бы она с первого же раза заговорила с ним, он никогда бы не стал искать с ней встречи. Как-то в дождливый вечер, — тогда у Паоло был еще зонтик, — он взял ее под руку, и они пошли по быстро пустевшей улице. Она сказала, что ее зовут Принцессой, — свое настоящее имя, как часто бывает, она постыдилась назвать. Он проводил ее домой, они расстались в пятидесяти шагах от ее двери: она не хотела, чтобы кто-либо, и в особенности он, увидел замок, в котором за тридцать лир в месяц живут родители Принцессы.Так прошли две или три недели. Паоло поджидал ее в Галерее у выхода на улицу Сильвио Пеллико, поеживаясь в своем убогом летнем пальтишке, полы которого, раздуваемые январским ветром, били его по ногам. Принцесса приходила быстрым шагом, уткнув в муфту румяное от холода лицо, брала его под руку, и если на улице было не больше двух-трех градусов мороза, то они шли медленно и ради забавы пересчитывали плиты на тротуаре. Паоло часто разглагольствовал о фугах и законах композиции, а девушка просила объяснить ей «про это» на миланском наречии. Когда она впервые поднялась в его каморку на четвертом этаже и услышала, как он играет на фортепьяно романс, о котором так много ей рассказывал, она, оглядывая комнату любопытным и растерянным взором, начала смутно понимать Паоло и, внезапно почувствовав, что ее глаза наполняются слезами, крепко поцеловала его; но это случилось гораздо позднее.
В магазине девушки, прячась за картонными коробками и разбросанными на большом рабочем столе грудами цветов и лент, вполголоса судачили о новом «обожателе» Принцессы и очень смеялись над «этим другом», который носит пальто, подходящее скорее для церковной паперти, и не может подарить своей милой хотя бы плохонькое платьице. Принцесса делала вид, что ничего не слышит, пожимала плечами и шила, замкнувшись в горделивом молчании.