Итальянский роман

Dal letame nascono i fior

Ничто не растёт из алмазов

Из навоза рождаются цветы

Завидуйте мне, миллиардеры, ворочающиеся на пуховых перинах президентских апартаментов хилтонов и риц-карлтонов! Здесь есть чему позавидовать. Поверьте.

Сон третий. И восходит солнце

Candy

I call my sugar Candy

Because I’m sweet on Candy

And Candy is sweet on me…

Энцо Фумагалли ненавидел эту песню. Нет, здесь, в американском лагере для военнопленных, ему очень даже нравилось. Всё лучше, чем ни за грош пропадать в окопах. Но определить его, бравого королевского солдата и умелого механика на работы в прачечную… Будь проклята война!

– Ничего, – сквозь зубы шептал Энцо, с ненавистью глядя на пузырящиеся баки с бельём, – скоро Муссолини крышка. Вернусь домой, в Италию, и больше никогда – слышите, никогда! – к стирке собственноручно не притронусь… Клянусь!

– My understanding Candy and Candy’s always handy… – надрывался из лагерного репродуктора неизменный опостылевший Нэт Кинг Коул…

…Год спустя старый Эден Фумагалли, владелец небольшой механической мастерской, изо всех сил колотил в дверь семейного сарая.

– Энцо, вылезай! Сынок, нельзя же так, мы волнуемся. Ты там целыми днями торчишь. Хоть бы погулять сходил. Смотри, погоды нынче какие на улице стоят. Девушек сколько вокруг хороших… Ну чего ты там забыл, а?..

Дверь распахнулась. Подслеповато щурясь после яркого солнца, Эден переступил через порог. На верстаке посреди сарая громоздилось нечто вроде большой кастрюли, опутанной водопроводными шлангами. Рядом стоял Энцо, слегка смущённый, но гордый как лев.

– Папа, познакомься. Её зовут Кэнди. Она умеет стирать бельё.

Тяжёлая мозолистая рука отца заботливо легла на его плечо. Голос звучал нежно и встревоженно.

– Сынок, поверь, я понимаю. Нам всем война нелегко далась. Но когда я советовал тебе жениться, то не совсем это имел в виду… Послушай меня, старика: парень ты видный да работящий, за тебя любая с радостью пойдёт. И стирать тебе будет и всё, что хошь… А пакость эту железную – ты это брось! Не принесёт она тебе добра, лишь беды и огорчения великие…

Старый механик и представить себе не мог, как сильно ошибался.

***

– Коррадино, я позвал тебя, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие: никто больше не хочет покупать наши самолёты.

– Слава богу, наконец-то!.. Неужто до этих тупиц дошло, что за вертолётами будущее?

Энрико Пиаджо, владелец одноимённого – точнее, однофамильного – самолётостроительного завода, тяжело вздохнул. Коррадино Д’Асканио был авиаинженером гениальным. А потому общение с ним порой представлялось не самой лёгкой задачей.

– Нет, ты не понял. Война закончена. У нас временно больше нет армии. Нет армии – нет военных заказов. Нет заказов – нет самолётов. Вертолётов – тем более, сам знаешь.

– Если бы эти фашистские идиоты мне тогда, в тридцатых, не срезали финансирование, то сейчас кружили бы над Лондоном и Парижем под «Полёт валькирий»!.. Слушай, а что если…

– Дирижабли тоже никому не нужны! – поспешно уточнил Пиаджо.

Д’Асканио угас.

– В общем, так: сконструируй что-нибудь простое. И дешёвое. Для широких народных масс. Велосипед там, не знаю… Или мотоцикл.

– Мото… Что?!.. Энрико, ты всерьёз хочешь, чтобы я, отец современного вертолётостроения, конструировал штуковину, на которую можно взобраться, лишь предварительно задрав ногу, как собачка перед столбом?.. На которой невозможно ездить в приличных брюках, поскольку из двигателя во все стороны хлещет масло?.. Даже не надейся! Я не-на-ви-жу мотоциклы!..

…Несколько недель спустя Пиаджо задумчиво рассматривал конструкцию, более всего напоминавшую табуретку на колёсах.

– Никакой рамы, несущий кузов, – объяснял Д’Асканио, – точечная сварка, передняя подвеска от самолёта, горизонтальный цилиндр, искровое зажигание… Ну, как в авиадвигателях… Двигатель, кстати, кожухом закрыт, брюки в безопасности. И сидеть можно не в раскоряку, а как уважающему себя пилоту подобает… Фактически это вертолёт. Только маленький. И без винта. И не летает.

– Хм… – Пиаджо потёр подбородок. – Маленький вертолёт, говоришь… Как оса, да? Знаешь, Коррадино, а ведь что-то в этом есть… Оса. Vespa. Так, пожалуй, мы его и назовём. Может статься, и выйдет из этого нечто путное…

Бывший самолётный магнат и представить себе не мог, насколько окажется прав.

***

– Последний раз тебя спрашиваю, о паршивая овца кинематографического стада. Где. Мои. Деньги?!

Выражение лица торговца шерстью Альдо Вентурини не предвещало собеседнику ничего хорошего. Было видно: ещё немного, и он повалит бедолагу на землю, выхватит большие ножницы и попытается добыть из него хотя бы клок своего излюбленного товара.

Роберто Росселлини устало прикрыл глаза, несколько секунд помолчал, затем вновь указал рукой на груду нераспечатанных бобин целлулоидной плёнки.

– В который раз вам повторяю. Вот они. Я же не виноват, что студия обанкротилась и от производства отказалась. Война ж ещё идёт, что вы хотите…