Хостел по совместительству работает студенческим общежитием. Им же он и выглядит. И это не комплимент. Единственный сокамерник уже спит и благоухает носками. Что ж, вызов принят. Io sono russo – по-итальянски означает «я русский». Io russo – «я храплю». Дабы не путаться в грамматике, приходится, на беду соседа, совмещать в себе оба качества.
Сон одиннадцатый. Самый дорогой в мире труп
Он появился на свет в день великой снежной бури. Земля промёрзла насквозь. Ветви отламывались от деревьев с хрустальным звоном. А чтобы получить свидетельство о рождении, акушерке пришлось два дня напролёт прокапываться через сугробы. Акушерке, поскольку папаша ребёнка предпочёл временно сбежать от холода в более комфортную местность, наказав домочадцам поздравить его с рождением наследника телеграммой.
Честно говоря, есть некоторое подозрение, что биографы слегка преувеличивают тяжесть погодной аномалии. Дело происходило хоть и в феврале 1898 года, но в Модене, где даже зимой температура редко опускается ниже нуля. Впрочем, главный герой этой истории ещё при жизни превратил своё имя в общемировую легенду таких масштабов, что небольшие драматические преувеличения его биографии не повредят.
Назвали мальчика Энцо Ансельмо. Фамилию же дали то ли в честь отца, то ли в честь улицы, на которой проживало семейство – via Ferrari.
Отец Энцо, благополучно вернувшийся из отпуска, работал столяром и мечтал сына выучить, в люди вывести. Но мальчуган тяги к наукам не испытывал и все полученные от папы сольди спускал не на буквари, а на спортивные журнальчики. А однажды сам умудрился опубликовать репортаж о футбольном матче. Папу это расстраивало настолько, что в 1916 году он от огорчения даже умер. Умер и старший брат Энцо, для разнообразия – от австрийской пули, поскольку как раз началась Первая мировая война. В общем, все умерли. Остался один Энцо.
Он попытался поддержать добрую семейную традицию, тоже пошёл на фронт, подхватил там тяжелейший плеврит и оказался в палате для умирающих. Но доктора помешали его хитрому плану. И пришлось излеченному горемыке плестись в Турин, устраиваться рабочим на завод FIAT. Критически осмотрев юношу, фиатовцы вынесли безапелляционный вердикт: «Но ведь он же совершенно не умеет делать автомобили!» И выставили его за дверь.
Вот так и получилось, что зимой 1918 года шёл по улице Феррари, посинел и весь продрог. Шёл он на вокзал, чтобы уехать домой в Модену, одинокий и никому не нужный. Горькие слезы стояли в его глазах. Как вдруг сквозь слёзную пелену явилось ему окружённое тёплым и ласковым нимбом мимолётное виденье, гений чистой красоты.
Феррари упал на колени, молитвенно сложил руки:
– О Мадонна, благодарю тебя! Ты дала мне знак, указала путь! Решено – остаюсь в Турине!.. Кстати, меня Энцо зовут. Скажите, какие у вас планы на вечер? Да не волнуйтесь, я со всей серьёзностью. Готов жениться, если вдруг что. Клянусь святым Януарием!
Виденью было семнадцать лет, звали его Лаура. Феррари же был настоящим итальянцем во всех смыслах этого слова. Пропустить какую-нибудь юбку ему представлялось чем-то вроде личного оскорбления. Впрочем, отдадим должное: в тот раз клятву он честно сдержал.
Но вот беда: для обустройства семейного гнёздышка нужны деньги. Энцо поступил на работу в небольшую туринскую автомастерскую. Занималась она тем, что скупала древние машины, которые из-за маломощности не годились для военных нужд, а потому не были, как все нормальные автомобили, рекрутированы в итальянские королевские войска. В мастерской старые и ржавые кузова с них снимали и отправляли в металлолом, куда им, собственно, и была дорога. Оставшийся же двигатель с рамой и колёсами чистили, ремонтировали и переправляли в Милан, где приделывали к нему новенький, блестящий и роскошный кузов. Да, итальянцы зачастую тоже предпочитают не быть, а казаться. Но вот автовозов в те времена ещё не было. В Милан моторы ехали своим ходом. Так Энцо стал перегонщиком.
С той поры на пьемонтских и ломбардских дорогах можно было частенько увидать восседающую верхом на голом двигателе, мчащуюся во весь опор фигуру, с ног до головы чёрную от летящих из-под колёс пыли, грязи и навоза.
– Что за день, какой чудесный день! – во всё горло кричал этот всадник технического апокалипсиса, рискованно петляя в управляемом заносе меж нерасторопных коров.
Уже привычные к такому зрелищу местные жители успокаивали встревоженных гостей, объясняя, что это не Безумный Макс, а всего лишь нормальный Феррари с мотором. Дикий, но симпатичный.
Меж тем война продолжалась. Покупателей на самодельные псевдороскошные автомобили находилось всё меньше. Перед Энцо замаячила угроза безработицы. К счастью, во время очередного визита в Милан он удачно напился в баре с совладельцем другой автомастерской, содержавшей собственную автоспортивную команду. Ближе к утру новый приятель предложил Феррари должность помощника гоночного механика. А вскоре Энцо, за карьеру перегонщика насобачившийся ловко водить машину, и сам попал за руль спортивного автомобиля.