Итальянский секретарь

Я поспешил освободить тело от простыни, и четверка офицеров осторожно опустила его обратно на лед. (Мне стало ясно, что ни один из четырех не бывал на фронтах, иначе кто-нибудь обратил бы внимание на жуткую подробность, уже замеченную нами.) Когда истерзанные останки снова оказались на мерзлой поверхности, я принялся напоказ осматривать два или три десятка колотых ран – рваных, звездчатых, либо чистых и гладких, однако же без исключения отвратительных своею глубиной, насильственностью и тем ущербом, которые они нанесли внутренним органам несчастного, – все это время ожидая, чтобы Холмс заговорил.

И он заговорил – тут же.

– Брат, – сказал он делано небрежным тоном, – пожалуй, было бы лучше, если бы твои люди отправились патрулировать окрестности дворца. Ведь бо́льшую часть слуг отпустили, и к тому же, как мы теперь знаем, – Холмс открыто посмотрел на Хэкетта, который, как я заметил, проявлял чересчур настойчивый интерес к нашим изысканиям, – возможно, что у наших противников есть ключ или ключи от дворцовых замко́в.

Майкрофт уловил намек незамедлительно и приказал офицерам последовать предложению Холмса; Хэкетт, однако, не проявил ни малейшего желания уходить.

– Мы вас не задерживаем, Хэкетт, – сказал Майкрофт. – Раз уж эти джентльмены начали обследовать тело, неизвестно, сколько им понадобится времени, а на ваших плечах, должно быть, сейчас множество забот.

– Слушаюсь, сударь, – хриплым басом произнес Хэкетт. – Да я могу и подождать…

– Нет-нет, – быстро отозвался Майкрофт. – Я настаиваю. Мы вам скажем, когда тело можно будет перевезти обратно и сдать в полицию.

Наконец Хэкетт ушел; но я не успел еще высказать ни одной из своих гениальных догадок, как Холмс ринулся к двери, чуть приоткрыл ее и убедился, что дворецкий действительно уходит. Воспользовавшись этим перерывом, я вернулся к своему импровизированному вскрытию, быстро осмотрел даже не раны, а скорее все тело Маккея и так же быстро нашел подтверждение своей догадке.

– Невероятно, – прошептал я.

Холмс подошел ко мне:

– Значит, это правда, Ватсон?

– Что правда? – отозвался Майкрофт. – Шерлок, видишь, я принял участие в твоем маленьком спектакле, теперь изволь…

– Это насчет Маккея, сэр, – объяснил я. – Его скелет – вы видели, как свисало тело, когда его подняли?

– Да, – ответил Майкрофт. – Но я решил, что это естественное…

– Это может быть естественно только для дождевого червя, братец! – воскликнул Холмс. – Или какого-либо другого беспозвоночного. Однако человеку такое в высшей степени не свойственно…

Майкрофт начал терять терпение:

– Давай без загадок – что вы оба имеете в виду?

– Тело, – ответил я. – В нем, можно сказать, не осталось ни одной целой кости, и совершенно точно, что каждая крупная кость сломана по меньшей мере в одном месте. От некоторых остались одни осколки. Но несмотря на это – взгляните… – Я выпростал из рукава неприятно бесформенную руку трупа. – Обратите внимание на отсутствие синяков – вот здесь и здесь, в местах сложных переломов. Это показывает, что…

– …что Маккей был уже мертв, когда ему ломали кости, – закончил Холмс.

На лице Майкрофта отразились тревога и замешательство.

– Но… но колотые раны! Они ведь несомненно смертельны!

– Без сомнения, – ответствовал Холмс.

– Тогда зачем? – продолжал изумленный Майкрофт. – Не может быть, чтобы его пытали – если он был уже мертв.

– Верно. Тем не менее с телом что-то случилось примерно через день после смерти. Что-то ужасное, такое, что могло в один миг переломать десятки костей.

– Как вы можете утверждать, что это случилось «примерно через день после смерти»? – Майкрофт не мог скрыть звучавшего в голосе невольного недоверия.

– Ватсон?

– По числу переломов, мистер Холмс, и по отсутствию крови на простыне, – сказал я. – Если бы к тому времени трупное окоченение еще не наступило, тело было бы достаточно гибким, чтобы переломались одновременно все кости, но из ран выступила бы кровь и запачкала простыню.

– Возможно, тело завернули позже?

– Нет, сэр, посмотрите вот сюда: тут сложный перелом, и в этом месте порвана не только одежда, но и простыня. Тело завернули в простыню, когда кровотечение уже прекратилось, но до того, как были нанесены остальные повреждения. А если бы трупное окоченение еще не прошло, тело было бы слишком твердым, и невозможно было бы сразу переломать такое множество костей. Так что не меньше двадцати четырех часов.

Я редко видел Майкрофта Холмса в замешательстве, но это как раз был один из тех случаев.

– Но как вообще возможно, чтобы?.. – медленно произнес он. – Как вообще возможно нанести такие повреждения – и так быстро? И зачем, ради всего святого? Ведь он уже умер, от… скольких, как вы скажете, доктор? Пятидесяти ран?