Если Пиранделло — это исконно итальянский писатель, то опера, наполненная пылкими чувствами, которые выражаются в очень откровенной манере, — это типично итальянская форма искусства. Она имеет исключительно итальянское происхождение. Опера появилась в конце XVI века в результате дискуссий и опытов Camerata — группы флорентийских писателей, музыкантов и мыслителей, чьей главной целью было возродить тот синтез слов и музыки, который существовал в античном греческом театре[27]
. Итальянец Якопо Пери сочинил самую первую оперу «Дафна», которая была представлена в 1598 году. И именно в итальянском городе, в Венеции, был открыт в 1637 году первый публичный оперный театр — Teatro San Cassiano.В XIX веке опера оказалась тесно сплетена с концепцией итальянской государственности (то же произошло в Германии с Вагнером, только эффект там оказался сомнительным). Это случилось во многом благодаря Джузеппе Верди[28]
. Его опера «Набукко» повествует о вавилонском пленении евреев. В ней есть воодушевляющий «Хор пленных евреев», часто называемый по первой строчке Va Pensiero, в котором изгнанники поют о тоске по родине, такой «прекрасной и утраченной». В последние годы ученые задаются вопросом: вкладывал ли Верди в «Набукко» политический смысл?. В любом случае нет сомнений в том, что композитор был ярым сторонником националистов и что Va Pensiero впоследствии стал считаться отражением положения итальянцев, угнетенных иностранными правителями. Темы некоторых более поздних опер Верди, таких как «Битва при Леньяно», были откровенно националистическими, а в 1861 году композитор стал членом первого парламента Италии.Может показаться, что тесная связь между итальянской политикой и оперой — или по крайней мере оперной театральностью — существует до сих пор. Из всех итальянских партий наиболее приземленной кажется Лига Севера (которая, кстати, сделала Va Pensiero своим гимном). Ее основатель Умберто Босси заявлял, что говорит от лица выносливых, менее склонных к демонстративности жителей долины По, чьими предками, предположительно, были не процветавшие латины, а галлы, готы и лангобарды, веками населявшие север Италии. Это люди, которым нравится думать, что они живут в l'Italia che lavora (Италии, которая работает). Босси назвал Северную Италию Паданией и в разное время призывал дать ей самоуправление или независимость.
Еще в середине 1990-х он решил, что пора преобразовать его движение, сделав его более сепаратистским. Где угодно, только не в Италии, лидер партии в такой ситуации созвал бы чрезвычайный съезд, где произнес бы воодушевляющую речь в пользу независимости, а затем организовал рабочие группы и комитеты, чтобы разработать программу действий. Босси вместо этого проделал то, что один колумнист назвал «самым грандиозным политическим фарсом за всю историю Европы».
Представление началось в воскресный день 1966 года, когда глава Лиги отправился вместе со своими высокопоставленными соратниками по партии в Альпы к роднику, который на высоте более 2000 м дает начало реке По. Там он церемонно наполнил «священной водой По» стеклянный флакон. Затем Босси и его сторонники спустились по реке на лодках и доставили флакон в Венецию, где партийный лидер зачитал декларацию независимости, которая начиналась с цитаты из Томаса Джефферсона.
«Мы, народы Падании, торжественно заявляем, что Падания является федеральной, независимой и суверенной республикой», — произнес он. После этого партийцы спустили итальянский флаг и торжественно подняли вместо него бело-зеленый штандарт Лиги. «Переходная конституция», которую распространили в то же время, дала понять, что отделение не произойдет сразу. Она снабжала полномочиями «временное правительство», которое уже было сформировано Босси, чтобы начать переговоры с центральным правительством о согласованном отделении, но устанавливала крайний срок: сентябрь 1997 года. После этого, если согласие не будет достигнуто, односторонняя декларация Лиги должна была вступить в полную силу.
Войны начинали из-за меньшего.
Но не в Италии. Бывший председатель конституционного суда безуспешно требовал ареста Босси. Полиция быстро усмирила крайне левых и крайне правых демонстрантов, выступивших против его инициативы. Однако подавляющее большинство итальянцев поняли, чем был тот спуск по реке По: они расценили его как тщательно продуманный символический жест. И оказались правы. Сентябрь 1997 года пришел и ушел, а Падания — если считать, что она существует — никуда из Италии не делась. На самом деле почти никто не заметил, что крайний срок истек. Однако всем дали знать, что ориентация Лиги изменилась — по крайней мере до следующего тактического маневра.