Итальянцы

В этом есть своя логика. Погода еще не слишком жаркая, чтобы вдохновить на посещение пляжей Остии, но уже достаточно теплая для того, чтобы насладиться прогулкой у озера. Но даже при этом единодушие, с которым тысячи римлян принимают решение отправиться в ЭУР ради прогулки и мороженого, выглядит поразительным. Кажется, будто вышел приказ: «Именно в эти выходные мы все идем в ЭУР». И не будет большим преувеличением сказать, что нечто подобное происходит в действительности.

В компаниях друзей и знакомых по всему Риму происходят обсуждения. И по принципу «мудрости толпы» все решают одно и то же: «А давайте поедем в ЭУР».

Толпы, которые вы в результате наблюдаете, являются проявлением il piacere di stare insieme, что можно перевести как «удовольствие собраться вместе»[78], любви к совместным общественным мероприятиям, указывающей на один из многих парадоксов итальянской жизни. Спросите группу итальянцев о выдающейся черте их национального характера, и хотя бы один, если не большинство, наверняка скажет вам, что это — individualismo. Это не индивидуализм в том смысле, в каком его понимают британцы или американцы. Individualismo сочетает независимость действий с личной выгодой. И все же подавляющее большинство итальянцев инстинктивно — почти болезненно — общественные создания. Таким образом, каждый из них может предпочесть идти собственным путем, но в итоге зачастую все оказываются в одном и том же месте.

Когда иностранцы подбирают страну, с которой можно было бы сравнить Италию, они обычно останавливаются на Испании или на Франции, или на Португалии, культуры которых на самом деле сильно различаются. Никто никогда не упоминает Японию. Тем не менее меня часто поражало, что il piacere di stare insieme — одна из нескольких черт, которые объединяют итальянцев с японцами. Обе культуры придают большое значение внешней стороне. Японцы, как и итальянцы, в недавнем прошлом обладали экономической мощью, которая заметно превышала уровень их влияния на мировой арене. У обеих наций традиционно высок уровень сбережений. Обе имеют тенденцию формировать противодействующие свободной конкуренции структуры наподобие картелей и отчасти по этой причине породили, казалось бы, неистребимые синдикаты[79] организованной преступности. В Японии, как и в Италии, высока сейсмическая активность. И обе страны — длинные и узкие, где подавляющее большинство населения теснится в долинах рек и на полосах земли вдоль побережья. Достаточно взглянуть на районы, примыкающие к Неаполю, или на городскую застройку, почти непрерывно тянущуюся вдоль реки По к морю, чтобы понять, насколько итальянцы привыкли жить бок о бок друг с другом.

Итальянцы — большие любители вступать в разнообразные общества. У них очень много — заметно больше, чем в Испании — всевозможных клубов, ассоциаций и федераций, и потому так много presidenti, упомянутых в главе 13. Даже молодые бунтари вступают в centri sociali, которые больше походят на коммуны, несмотря на то что в других западных странах это вышло из моды на рубеже 1970–1980-х.

Мне так и не удалось до конца понять, откуда у итальянцев это мощное стремление собираться вместе — пытаются ли они инстинктивно воспроизвести структуру семьи или, наоборот, подсознательно желают вырваться из ее щупалец. Возможно, тут есть элемент и того и другого. Во всяком случае — и именно здесь мы приходим к парадоксу внутри парадокса, — оно сосуществует со столь же мощной традицией постоянного недовольства.

Политические условия жизни в центральной и северной Италии в Средние века создали все предпосылки для образования этой смеси взаимного сотрудничества и вражды. Папская власть в большей части центра страны, хотя время от времени и жестокая, редко бывала сильной. Дальше на севере никакой власти не было — или, скорее, существовало много ее центров. Сначала появились самоуправляемые коммуны. Позже им на смену пришла мешанина княжеств, герцогств и графств, из-за чего эта область стала похожа на лоскутное одеяло. Веками Рим и города к северу от него были раздираемы яростной борьбой между группировками, объединенными лояльностью к тому или иному благородному семейству, клану или общине. Это мир Ромео и Джульетты, мир Монтекки и Капулетти. В Сиене это острое соперничество можно наблюдать и сегодня, хотя его перенаправили в более или менее безопасное русло Сиенского Палио — скачек, проходящих дважды в год.