Словно персонажи фантастических фильмов, политики притворяются, что, в зависимости от пожеланий электората, они отличаются друг от друга; они рассыпаются в туманных, но броских и манящих обещаниях – проповедуют непонятные ценности, которые предпочитают не называть, спорят о роли «семьи», в то время как семья давно перестала быть центральным элементом общества, дерутся, когда речь заходит о страданиях неизлечимо больных, воюют за ничего не стоящие бессмысленные принципы.
Коммунистическая партия становится силой, стремящейся увязать роль, которую исторически играли левые течения, с популярностью христианских демократов.
Настоящей сценой политической игры стала экономика, в том смысле, что это единственная отрасль, где можно говорить о политическом невмешательстве в экономическую сферу. Отсюда разливается река приватизаций, произведенных а-ля итальяно, как теперь говорят. Повсюду фаворитизм, идет копеечная распродажа народного достояния. Пир во время чумы.
Но это еще цветочки. В области знания, особенно гуманитарного, у нас полная катастрофа. Посещение средней и высшей школы превратилось в бессмысленный пустой ритуал, напоминающий барокамеру бесконечного ожидания. Теперь количество страниц, которые нужно прочесть для подготовки к экзамену, ограничено сверху: законодательное оправдание коллективного невежества. Кусачки, невидимые и мощные, которыми нам перерезали нить памяти – связь между прошлым и будущим, отрезали новые поколения от истории. Технологии доросли до уровня экзистенциальной метафизики. Обучение – иллюзия, подготавливающая к иллюзии следующего уровня: вступлению в трудовую жизнь. Работа – тоже иллюзия, и все благодаря законодательству ad hoc[5]
, навязанному Международным валютным фондом развитым странам и тем, которые мечтают войти в узкий круг серьезно индустриализированных наций. Результат налицо: к августу 2007 года 45,4 % населения работают по временному трудовому договору, а 42,6 % все еще наслаждаются долгосрочным контрактом.Временная работа становится нормой, и по мере ее закрепления растет страх перед будущим, буржуазный, по сути, страх: народ жаждет стабильности, измеряемой наличием роскоши и удобств, к которым нация не имела привычки на протяжении всей своей истории, если не брать в расчет последние тридцать лет – с того самого времени, когда политики, согласно программе, у нас больше нет. Эмоциональное напряжение, возникшее вследствие этих факторов, – появления нового бедного класса, притворяющегося обеспеченным, и ощущения неуверенности, ставшего следствием изменений на рынке труда, породило глубокий психический и экзистенциальный кризис. В Италии потребляют столько антидепрессантов, сколько не потребляют ни в одной другой европейской стране (начиная с бензодиазепина и заканчивая трициклическими препаратами нового поколения). Именно это и происходит, когда культивируется невежество и, как следствие, возникает всеобщее равнодушие к культуре как к сознательному средству самолечения и восстановления, – парадигма психического здоровья претерпевает существенные изменения. Наступает бум психотерапии, но народ предпочитает лечиться быстро, что совершенно бесполезно, ибо такое лечение борется с симптомами, а не с болезнью. Философы открывают центры психологии, где твердят, что пациент должен излечить себя сам, – труд бессмысленный и бесполезный.
54 % жителей Милана одиноки.
Потолок достигнут, пик псевдобогатства страны преодолен и остался в прошлом, пора готовиться к тому, что пузырь сдуется: снижению покупательной способности, отказу от желаний – что само по себе глубокая рана, которую рынок обоюдоострым ножом наносит себе под ребра. На ум приходит змея, кусающаяся себя за хвост, хвост уже откусившая и целящая в голову. Но голову себе не откусишь. У каждой страны огромные долги, Штаты же могут похвастаться самым огромным внутренним и внешним долгом, и все же эта страна сидит на троне, пока не объявится император. Рынок, за задником которого просвечивает колоссальный и повсеместный долг.