Читаем Италия на рубеже веков полностью

С другой стороны, чтобы в самом деле повторяться лишь в минимальной степени, мне пришлось о некоторых вещах писать довольно бегло, и я вынуждена просить тех читателей, кто, быть может, заинтересуется каким-либо персонажем пли фактом, обратиться к предыдущей книге. Эти две книги так взаимосвязаны, что рассматривать их в отдельности на деле означало бы разорвать всю ткань повествования и сделать его искусственно упрощенным.

В первой много говорилось об объединении Италии, об идеологии Рисорджименто, была сделана попытка параллельно проследить развитие социалистической мысли и борьбу различных течений внутри католического движения, в рамках либерального государства, рожденного к жизни Рисорджименто. Принцип, положенный в основу настоящей работы, тот же самый. Но если в первой книжке выход в XX в. был дан лишь в эпилоге, то сейчас, когда мы занимаемся «эрой Джолитти», в повествовании фигурирует много людей, о которых раньше ничего не говорилось (или говорилось вскользь).

Повествование будет доведено до мая 1915 г. — момента вступления Италии в первую мировую войну. Именно вступление в войну приведет страну к национальной трагедии — к режиму чернорубашечников. Мне представляется принципиально важным подробно рассказать об идеологии и мифах итальянского национализма, который нельзя, как это делают иногда, отождествлять с фашизмом, но который несет свою долю исторической ответственности за то, что произошло в 1922 г. Итальянская историография много внимания уделяет вопросу о том, существовала ли иная альтернатива. Автор книги убежден в том, что альтернатива существует всегда. Именно поэтому так много внимания уделяется судьбам людей, во многом определявших судьбы итальянского народа.

«ЧЕЛОВЕК ИЗ ДРОНЕРО»

«Эти деревенские персонажи — медлительные, тяжеловесные, рассудительные и лукавые, ширококостные и толстокожие, одетые в черное, усатые. Джолитти родом оттуда — неутомимый ходок, строгий, сухой, умеренный, скупой на слова, презирающий жесты…» — писал о Джолитти один из многочисленных его биографов. Однако лучше всего рассказал о себе сам Джованни Джолитти (1842–1928). Ему было 80 лет, когда он написал свои воспоминания. Сначала он упорно отказывался: ему казалось ненужным вновь мысленно возвращаться к людям и событиям далекого прошлого, к своим собственным поступкам. Но в конце концов согласился на уговоры, и получилась отличная книга.

Джолитти умно и точно, порой снисходительно, иногда саркастически рассказал о своих друзьях и о своих противниках. И о себе самом. В этих воспоминаниях есть одна ключевая фраза: «Разве государственный деятель действительно должен быть наивным?». Самого Джолитти в наивности упрекнуть никак нельзя: о некоторых вещах он вообще умалчивает, некоторые события истолковывает так, как ему удобно. По все чрезвычайно интересно, написано с уверенной ясностью суждений, в сухой и антириторической манере, которая как раз и придает блеск книге.

Роль, которую Джолитти сыграл в истории Италии, так велика, что общепринятым является термин «эра Джолитти». По масштабу Джолитти сравнивают с лидером и идеологом либеральной буржуазии, пришедшей к власти после объединения Италии в 1861 г., — графом Камплло Бензо ди Кавуром (1810–1861). Семья Джолитти, которую он называет «крестьяне-горцы», происходила из местности, расположенной в Западных Альпах. До 1427 г. это была крошечная независимая демократическая республика со своим статусом. Выше всего в горах находилась коммуна Аччельо. Там раз в год собирались главы семей и выбирали очередных двух судей и двух консулов. В 1427 г. эта мини-республика заключила договор с маркизами ди Салуццо, признав их сюзеренами, но сохранив свои права. Когда впоследствии маркизы поддержали савойскую династию, привилегии горцев были подтверждены. Но Савойя нарушила пакт, и в середине XVI в. началась настоящая война, закончившаяся победой горцев. Поэтому, с гордостью писал Джолитти, у горцев «никогда не было ни феодализма, ни церковной инквизиции».

Семейные предания, продолжал он, «доходили до деда моего деда». Этот предок Джолитти спустился в долину как раз из коммуны Аччельо. Отец Джованни, Джовенале Джолитти, служил в местном суде. Мать, Энрикетта, происходила из дворянской семьи, ее родные участвовали в революционном движении Рисорджименто. Джованни был единственным сыном. Он родился 27 октября 1841 г. в Дронеро (область Пьемонт). Ему было всего год, когда умер отец. Энрикетта сама воспитала сына, который был к ней глубоко привязан. О годах учения, сперва в деревенской школе, затем в туринском лицее, Джолитти пишет коротко. Учился он прилично, не любил ничего «абстрактного» (в эту категорию входили латынь, греческий и математика), был равнодушен к любовным и приключенческим романам, знал старую итальянскую поэзию и увлекался философией, но «раз и навсегда излечился от этой страсти, прочитав «Теорию сверхнатурального» Джоберти». Потом — юридический факультет, серьезное изучение права. За несколько недель Джолитти сдает экзамены за три курса и защищает диплом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1066. Новая история нормандского завоевания
1066. Новая история нормандского завоевания

В истории Англии найдется немного дат, которые сравнились бы по насыщенности событий и их последствиями с 1066 годом, когда изменился сам ход политического развития британских островов и Северной Европы. После смерти англосаксонского короля Эдуарда Исповедника о своих претензиях на трон Англии заявили три человека: англосаксонский эрл Гарольд, норвежский конунг Харальд Суровый и нормандский герцог Вильгельм Завоеватель. В кровопролитной борьбе Гарольд и Харальд погибли, а победу одержал нормандец Вильгельм, получивший прозвище Завоеватель. За следующие двадцать лет Вильгельм изменил политико-социальный облик своего нового королевства, вводя законы и институты по континентальному образцу. Именно этим событиям, которые принято называть «нормандским завоеванием», английский историк Питер Рекс посвятил свою книгу.

Питер Рекс

История
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное