Италия на рубеже веков

Заявление об отставке кабинета Саландры было подано И мая, король опять пригласил Джолитти для консультаций, но тот сказал, что при создавшихся условиях возглавлять правительство может лишь кто-то, придерживающийся ориентации Саландры. В это время произошли майские демонстрации интервенционистов («радужные дни»), в которых Муссолини и Д’Аннунцио играли активнейшую роль. Кульминацией было нападение на здание парламента. Кароччи убежден, что Саландра сам провоцировал антиджолиттианские демонстрации, хотя и уверял Джолитти, что он, Саландра, лично настроен против войны, да вот Соннино настаивает… Во время «радужных дней» Джолитти получил массу анонимных писем со всех концов Италии. Во всех без исключения повторялось обвинение, будто Джолитти получил от Германии и Австрии крупную сумму, чтобы попытаться помешать вступлению Италии в войну против них. Впрочем, замечает Джолитти в мемуарах, некоторым авторам анонимных писем эта сумма казалась недостаточной, и они ее удваивали.

Некоторые итальянские историки обвиняют Джолитти в том, что в эти решающие недели он был пассивен. Кароччи пишет: «Нейтрализм Джолитти был отчетливо консервативным, он был задуман как парламентский маневр, без того, чтобы принимать в расчет новые силы, существовавшие в стране, так как он недооценивал значение этих сил. Это было ошибкой, которую тот факт, что среди социалистов в тот момент преобладали революционные тенденции, объясняет лишь отчасти» {173} . Раджоньери ставил вопрос несколько иначе: он писал, что существовали круги, для которых война была «исторической возможностью» (эту фразу не раз повторял Саландра), вывести Италию из состояния прострация, из того «морального кризиса», о котором так долго говорили. «Взятый в такой перспективе контраст Джолитти — Саландра… становится столкновением, быть может решающим, между двумя различными концепциями осуществления власти, существовавшими внутри итальянских либеральных кругов в момент растущего давления со стороны народных масс» {174} .

Король в конце концов не принял отставку кабинета, и Саландра, делая вид, что он «выполняет волю народа», потребовал у парламента неограниченных полномочий. 20 мая Турати произнес исключительно сильную речь в парламенте, но никакие речи не могли помочь. Сколько парадоксальных ситуаций создает история. Во время «радужных дней» на страницах «Идеа национале» не только те, от кого было естественным этого ждать, но даже такие люди, как Маффео Панталеони, выступая с позиций «оскорбленных граждан», нападали на Джолитти и на парламентское большинство не просто резко, а яростно. Панталеони дошел до того, что, проводя аналогию между положением в Италии и во Франции, назвал убийство Жореса «счастливым несчастьем».

В своей «Истории…» Кроче писал о Саландре и о Соннино как об умных и опытных государственных деятелях, за которыми «стояли разум и душа Италии, какой она сложилась в своих традициях и в своих надеждах». Несмотря на такую высокую оценку, Кроче осторожно дает понять, почему он лично стоял за нейтралитет. Но философ хотел быть максимально справедливым. Он намерен был непредвзято судить и о тех, кто отстаивал идею участия Италии в войне. В частности, Кроче писал о Ренато Серре, чье имя стало почти символом для целого поколения итальянской интеллигенции. Тема отношения интеллигенции к войне — большая, сложная, включающая в себя много граней. Анализируя положение в Италии, Кроче довольно иронически писал, что католический пацифизм был пассивным. Что до социалистов. то «они ставили свои идеалы братства международного пролетариата выше интересов нации». В мае 1915 г. итальянские социалисты не призвали народ к активному сопротивлению войне. Была принята формула, предложенная Ладзари: ne aderire, ne sabotare [23] . В этой формуле было множество оттенков: для одних важнее была первая часть, а для других — вторая. Итальянская социалистическая партия в отличие от французской или немецкой никогда не голосовала за военные кредиты, никогда не стояла за войну. Италия вступила в войну 24 мая 1915 г. Кончилась историческая эпоха, начавшаяся в годы объединения Италии. Именно вступление Италии в мировую войну привело ее к величайшей национальной трагедии — к фашизму, с наследием которого итальянцам еще и сегодня приходится сводить политические и моральные счеты.

Наверное, есть такой психологический закон: когда рукопись закончена, жаль расставаться с людьми. И хотелось бы начать все сначала. Потому что нельзя не отдавать себе отчет в том, что многое сказано слишком бегло, а о другом не сказано вообще ничего. И что можно было бы привлечь столько новых материалов, и лучше выписать фон, и даже, может быть, пожертвовать некоторыми персонажами, чтобы самые главные предстали перед читателем ярче и отчетливее. Есть, может быть, своя закономерность в том, что автор идет за своими персонажами, а это относится не только к художественной литературе и эссеистике, но и к работам по истории общественной мысли.