Италия. Под солнцем Тосканы

Меня восхищает красота скорпионов. Они похожи на чернильно-чёрный иероглиф, обозначающий слово «скорпион». Меня очаровывает также их умение ориентироваться по звёздам, хотя не представляю себе, как они видят созвездия из своих обычных мест обитания — пыльных углов в опустевших домах. Один каждое утро бегает кругами в ванной. Нескольких по ошибке засосал пылесос, хотя обычно им везёт больше: я ловлю их банкой и выношу на улицу. Я проверяю каждую чашку и каждый башмак. Когда я взбиваю подушку на кровати, один — альбинос — приземляется на моё голое плечо. Мы побеспокоили армии пауков, когда выгребали из чулана под лестницей накопившиеся там бутылки. У этих пауков длинные нитеобразные ноги, но сами они размером с муху. Кроме этих обитателей дома, от прежних владельцев осталось наследство в виде пыльных бутылок из-под вина — тысячи и тысячи в сарае и конюшне. Мы уже в который раз наполняем мусорные баки, стекло водопадом сыплется из коробок, которые мы грузим и выгружаем. Конюшня и limonaia — лимонарий (пристройка размером с гараж сбоку от дома, где раньше прятали на зиму горшки с лимонами) - переполнены ржавыми кастрюлями, газетными выпусками начиная с 1958 года, проволокой, банками краски, строительным мусором. Мы разрушили целые экосистемы пауков и скорпионов, хотя через несколько часов они всё восстанавливают. Я ищу старые фотографии или античные ложки, но не нахожу ничего интересного, за исключением нескольких изготовленных вручную железных инструментов и «священника» — деревянной формы в виде лебедя с крюком для подвешивания над горячими углями кастрюли, которую зимой подсовывали под покрывало на кровати для согревания отсыревших простыней. Один из инструментов — элегантная маленькая скульптура, серп размером с ладонь, с истёртой ручкой из древесины каштана. Любой тосканец узнает его в первый же миг: это устройство для подрезки виноградных лоз.

Когда мы посетили дом впервые, там стояли вычурные железные кровати с рисованными медальонами, изображавшими Марию и пастухов, держащих ягнят, источенные червями комоды с мраморным верхом, висели зеркала в бурых пятнах, скорбные, разрывающие сердце изображения Распятия. Владелец унёс всё — вплоть до крышки щитка переключателей и электролампочек, — но оставил буфет тридцатых годов и безобразную красную кровать, и мы долго не могли сообразить, как её вытащить по узкой задней лестнице с третьего этажа. Наконец мы её разобрали и выбросили по частям через окно. Потом протолкнули через окно матрас, и я с замирающим сердцем наблюдала, как он медленно опускался на землю.

Жители Кортоны, совершая послеобеденный моцион, останавливались на дороге и наблюдали за нашей бурной деятельностью: автомобиль с багажником, полным бутылок, полёт матраса, мои вопли (это скорпион упал мне на рубашку, когда я обметала каменные стены конюшни), потуги Эда, взмахами серпа прокладывающего дорогу сквозь сорняки. Иногда они останавливались и кричали, подняв головы: «Сколько заплатили за дом?»

Я захвачена врасплох, и в то же время меня умиляет эта святая простота.

«Полагаю, что слишком много», — кричу я в ответ.

Один человек вспомнил, что очень давно здесь жил какой-то художник из Неаполя: но на памяти большинства дом всё время стоял пустой.

Мы каждый день скребём и перетаскиваем. Мы купили чистящие средства, новую печь и холодильник. Из козел для пилки дров и двух досок соорудили в кухне стол. Нам приходится для стирки таскать горячую воду из ванной в пластмассовом корыте, но зато наша кухня на удивление удобная. Там у нас есть три деревянные ложки — две для салата, одна для размешивания: сковорода для жаренья под крышкой, нож для резки хлеба, нож-секач, тёрка для сыра, горшок для отваривания пасты, форма для выпечки и ёмкость для варки кофе. Мы привезли кое-какое старое столовое серебро для пикников и купили новые стаканы и тарелки. Наши первые пасты божественны. После долгих часов работы мы едим всё, что попадает под руку, потом падаем в постель, усталые как батраки. Наше любимое блюдо, которое мы поглощаем в огромных количествах, — спагетти с лёгким соусом, приготовленным из нарезанной кубиками pancetta — корейки, некопчёного бекона, быстро обжаренных, потом смешанных со сметаной и нарубленной дикой рукколой (этот нежный и пряный салат с небольшой перчинкой тут называется ruchetta). Рукколы тут много — она растёт на нашем подъездном пути и вдоль каменных стен террас. Сверху посыпаем тёртым пармезаном и едим. Мы научились делать лучший салат — местные помидоры, нарезанные толстыми ломтиками и поданные с нарубленным базиликом и моцареллой, а ещё готовить тосканские белые бобы с шалфеем и оливковым маслом. По утрам я очищаю от шелухи эти бобы и варю на медленном огне, потом даю им постоять при комнатной температуре, затем тушу в масле. Мы чуть ли не тоннами поедаем чёрные оливки.