Италия: вино, еда, любовь

Он оказался прав. Не будем забывать, что старый дом был возведен несколько веков назад и строили его бедняки. Они пускали в ход камни и кирпич, одним словом, все, что было под рукой, замазывая трещины, появлявшиеся после многочисленных землетрясений, глиной, на смену которой со временем пришел цемент. Приглядевшись повнимательней, можно было увидеть, что наш Рустико представляет собой нечто вроде музея всевозможных строительных материалов, использовавшихся на протяжении трехсот пятидесяти лет. Стоило отойти на три метра, и он уже выглядел совсем как на картинке — идеальный каменный коттедж, о котором можно только мечтать. Недостатки великолепно скрывал плющ, кое-где покрывавший стены.

Пристройка возводилась из чудесных камней минимум по двадцать сантиметров в обхвате, идеально подобранных друг к другу. Отделочный гипс был подкрашен растертыми камнями, добытыми тут же, в холмах неподалеку. Энцо, брат Николы, в один прекрасный день позвал меня и Джил помочь выбрать цвет гипса.

— Вот смотрите, этот цвет выбрали Никола с Мартином, — сказал он, показав на одну пачку с раствором, — но последнее слово все равно за вами. Вы же заказчики.

Чертовски верно.

— Однако должен вас предупредить. Когда раствор высыхает, он становится темнее.

Джил спросила, можно ли испробовать раствор в деле, дождаться, когда он высохнет, и потом уже по результатам определиться. Энцо счел ее предложение просто гениальным и немедленно смешал два вида раствора — один посветлее, другой потемнее, более красный. Мы выбрали заднюю стену дома, где следы наших испытаний будут не столь заметны, и Энцо, вооружившись мастерком, поочередно заделал три участка тремя разными растворами. «Каменщик» по-итальянски будет muratore. Так вот, Энцо настоящий мастер-muratore.

— In tre giomi, vedremo, — сказал он.

Правильно, поглядим — увидим.

Когда мы подошли, чтобы поближе рассмотреть разницу в оттенках, Энцо неожиданно замер и взял Джил за руку.

— Guarda,[39] — произнес он и ткнул пальцем в небо.

Облака медленно истаяли, и теперь с неба, окрашенного в пурпурные и оранжевые тона, били солнечные лучи, заливая светом дрожащие на ветру листья оливковых деревьев. Нам казалось, что мы смотрим на картину итальянского живописца эпохи Возрождения. Даже нет, представшее перед нами зрелище было куда краше. Застыв на месте, мы стояли, затаив дыхание. Молчание длилось долго, очень долго.

— Bella, no? — прошептал Энцо. — Bella Italia.

— Да, — кивнули мы, — очень bella, просто очень.

На следующий день у нас состоялся разговор с еще одним братом Николы, Ивано. Ивано — самый младший из трех братьев и единственный холостяк в семье. Довольно привлекательный парень.

— Никола умный. Он у нас с мозгами. Энцо — caporeparto, бригадир.

— А ты? — спросили мы.

— Schiavo, — широко улыбнулся он, — раб.

Братья родом из Неаполя. Они перебрались на север, потому что на юге работы мало, а им надо кормить семьи. Никола с женой-учительницей переехали сюда навсегда. Только что у них родился первенец. Ивано решил последовать примеру старшего брата и посмотреть, как живется на севере, а у Энцо жена с ребенком остались в Неаполе, и он туда мотался каждые выходные. Братья чтят семейные узы, к которым в Италии, на мой взгляд, чрезмерно трепетное отношение.

— Vi piace la bandiera? — Ивано поинтересовался, не желаем ли мы поднять над новой крышей флаг.

Мы ответили, что будем очень рады. Примерно за месяц до этого Мартин написал нам об одной традиции: после окончания кровельных работ над крышей водружают флаг. Он сообщил, что рабочие не видят особого смысла устанавливать итальянский флаг, и спрашивал, не хотим ли мы, чтобы над нашим домом реял американский флаг. К подобному предложению мы отнеслись без особого восторга — США как раз ввели войска в Ирак, а это решение мы не одобряли.

Потом Мартин сообщил по электронной почте о предложении Николы поднять над нашим домом флаг мира. Мы решили, что это отличная идея. Рабочие были с нами согласны. Этот флаг и по сей день развевается у нас над крышей.

Мы заметили, что Виттория, наша уборщица, примерно в четыре часа дня приносила рабочим термос с кофе. Каждый раз они ее от всего сердца благодарили, так что мы с Джил стали следовать ее примеру. В первый раз кофе пили только трое рабочих, поскольку дело происходило во время Рамадана и остальным трудягам, родом из Туниса, пришлось отказаться — они строго держали пост. Однажды я сварил кофе по-американски — чтобы посмотреть, понравится ли он. Пригубив его, Ивано без всякого восторга произнес: «Buono — ma non? caffe».

Неплохо, только давайте не будем притворяться, что это кофе.