Итан слушает

В это же мгновение маршрутный автобус на полной скорости выскочил из-за угла. Казалось, за ним гонятся: с чего бы еще водителю так нестись по главной улице, где и ограничения установлены? Кэйлинна среагировала мгновенно – сказывалась нежелательная практика. Параноиком тому, кто не способен до конца умереть, не стать, но вот внимательность сама стучится в двери.

Итан пулей выскочил на тротуар, – так сильно его толкнули – и бок автобуса ударил Кэй, которая, кажется, сама подставила плечо. Остановить автобус она все равно не смогла (в конце концов, на нее же не воздействовали гамма-лучи), и потому Окделл, обернувшись, увидел только белый кусок ткани на темном асфальте.

Кровь была повсюду. Бешеный автобус даже не остановился.

#Глава 3

Эва Моралес каждое утро просыпалась в своей постели. Выключала назойливый будильник, чистила зубы, выпивала чашку кофе и надевала форму: штаны, рубашку, куртку и кожаные сапоги. Пристегивала пистолет со звучным названием «Патриот» и проверяла нож в потайном кармане. Приводила в порядок вьющиеся каштановые волосы. Запирала дверь, здоровалась с соседкой, выгуливающей своего пса в шесть утра вот уже целых три года подряд, и переходила Драконий мост. Прямо за мостом, на пересечении Седьмой авеню и Хвойной улицы, находилось невзрачное здание, куда редко заглядывали гости. Оно и было постоянным местом работы Эвы, детектива местного отделения полиции под номером восемьсот восемь. Весь путь от дома занимал у нее не больше десяти минут, и потому ночевать в участке ей не приходилось. Хотя с таким уровнем преступности, как в Мэпллэйре, на работе вообще никому из отдела ночевать не приходилось.

– Йо, Эва!

Барон уже ждал на своем обычном месте, за углом. Штопаный цилиндр покачивался в такт его дерганым движениям, а рука с пустой консервной банкой дрожала. Видимо, давненько не колдовал.

– Барон! – Моралес отвесила шутливый поклон и пронесла руку над банкой.

Звякнула монета. Эва машинально заглянула внутрь – никаких денег. Никто и никогда не жертвовал Барону ни цента, тем не менее они всегда оседали на дне посудины из-под консервированных ананасов. Эва не любила ананасы. И не верила в вуду, хотя продолжала звать Барона Бароном. Это было так же естественно, как называть кофе без сливок черным.

– Сколько сегодня?

– Ровно на одного восставшего мертвеца. – Попрошайка качнул цилиндром, с которого тут же посыпалась какая-то зеленоватая пыль.

– Отличный улов, – одобрила Эва и прошла дальше. Она каждое утро играла в эту игру, и ей до сих пор не наскучило. Иногда рутинность была только на пользу.

Колокольчик над дверью участка захлебнулся собственным звоном и умолк. Синтия Таунт скосила на Эву глаза и поджала губы. Билл Вар отсалютовал чашкой и тут же опрокинул на себя кофе. Колоридж МакФэдью кивнул, не отрываясь от спортивной колонки в газете. Когда-то он был главой отделения – тогда его прозвали Бездушным – но из-за какой-то неприятной истории заслужил понижение и теперь сидел за столом напротив Моралес. Он единственный кроме начальника работал здесь чуть ли не с самого торжественного открытия.

Они не были напарниками, но Эва частенько прислушивалась к Колориджу: за его плечами осталась, может, и не самая успешная карьера, зато там же были бесценный опыт и стабильный брак. Свою жену Колоридж чуть ли не на руках носил уже почти двадцать пять лет. Прозвище ему подходило: рыжеволосый коп, любящий поорать, к тому же у рыжих, как известно, нет души. Нынешнему составу восемьсот восьмого отделения это прозвище не то чтобы нравилось, за исключением, конечно, Синтии: отвергнутая женщина могла бы называть МакФэдью и похуже. И всем с пеной у рта доказывать, что он действительно обделен такой тонкой материей, как душа.

– Как сыграли? – Моралес опустилась в кресло и скрестила на груди руки.

Колоридж был страстным фанатом хобгола – спорта, где две команды играют одна на земле, другая в воде, забивая на выделенные участки поля противника восемь мячей. Раунд здесь длился до последнего мяча на участке, а еще игрокам выдавались ласты: даже тем, чья половина поля находилась на суше. Спорт мог бы показаться странным и неприглядным, но коллега не пропускал ни одного матча, а матчи эти проходили каждый день. Так что заданный Эвой вопрос всегда был актуален.

– «Кленоломы» продули. А я на них полдоллара поставил.

Чашка карамельного латте. Большая потеря для мистера МакФэдью. Эва хотела посочувствовать, но тут к ее столу пролавировала Синтия – светловолосая и бледная – и грохнула на него тяжеленную папку. У Моралес были подозрения, что коллега носит эту папку с собой исключительно для того, чтобы стучать по столам. Хотя наверняка она с удовольствием опустила бы ее и на голову несчастного Колориджа МакФэдью, которому никак не могла понравиться. Даже после нескольких часов в пабе.

– Лавка Тайлер, – отчеканила Синтия, и Эва безуспешно попыталась подавить раздраженное «Да ладно!».