Итан слушает

Он пару раз дернул на пробу головой, – не отлетают ли черепки? – а потом отворил утонувшую в тумане калитку.

Мэпллэйровское кладбище почти круглый год тонуло в тумане. То ли двадцать девятое шоссе исправно нагоняло сюда собственной дымки, то ли кусочек неба над усопшими договорился с погодой. Эффект был почти театральным: в любое время кладбище идеально подходило для съемок фильма ужасов. Или комедии, кому как больше нравится.

Бригадир пошел вперед. Полы его пальто завивали белесые струйки тумана в завитушки, а сапоги гулко ударяли по каменным дорожкам. Пение становилось все громче, и теперь даже удалось разобрать слова.

Глянь-ка

 – соленое, кислое, сладкое,Чувство, которое не описать.
Тело холодное, ноги – как ватные.Нет, далеко от него не сбежать.
Прячься в котельных, в подвалах угрюмых,
В речке, в амбаре иль в темном пруду,
Чувство настигнет, унизит прилюдно,
И уведет на чужую на войну.

Голос замолк, когда Бригадир остановился у одного из надгробий. Оно было очень старым, таким старым, какими иногда бывают люди, у которых отобрали душу. Тело без нее ссыхается, гниет, обнажает костяной оскал… Так и этот могильный камень – болезненного цвета, с осыпающимися краями, весь в следах ударов, словно бы от меча. Создавалось впечатление, что надгробие очень хотело поскорее исчезнуть. Выбитые на нем слова, по какой-то иронии, проглядывали довольно четко.

«Во снах мы видим страну нашей смерти – только главного о ней так и не запоминаем. Я уснул и все вспомнил».

Бригадир покачал головой и стащил с плеча звериную лапу. С тонких жилок в туман упало несколько кровавых капель.

Как же это на них похоже.

– Обязательно было петь? Где же официальное приглашение?

И кладбище. Конечно: они, как никто другой, любили то, с чем их ассоциировали люди, даже поощряли непоколебимую веру ношением обязательных атрибутов. Половинки человеческих черепов, громоздкие сельскохозяйственные инструменты, жутко неудобная одежда. Образ в целом получался очень внушительным, тут нельзя не согласиться – но как все это терпеть изо дня в день? Даже Бригадиры таким терпением не отличались.

Туман вокруг странника молчал. Он забирался под звериные кости, холодил кожу и щекотал волосы у основании шеи. Сложно было не обращать на него внимания. Но нетерпеливые Бригадиры всегда проигрывали – этот урок был самым первым. Он шел сразу после болезненного посвящения и принятия некоторых фактов об устройстве мира.

На зверином черепе стали проступать коричневые линии – словно кто-то рисовал по кости хной. Они складывались в узоры – тоже плод людской веры, но на удивление действенный. Три пересекающихся дуги, замкнутые кругом. И еще раз. И еще. Всего четыре – по сторонам света. Своеобразное предупреждение о том, что Бригадир не собирается шутить.

– Не горячись. – Он вышел из тумана и оперся на старое надгробие, ничуть не заботясь о том, что от подобного жеста оно может осыпаться. – И не говори, что пение тебе не понравилось. Зря что ли те, кого я провожаю, называют меня ангелом?

На кого-на кого, а на ангела Смерть не тянул. Да и громкое «Смерть» ему ничуть не подходило. Всего лишь низенький паренек с нечесаной копной волос, в чьих-то старых шмотках, которые явно ему велики. Ни одного атрибута вроде балахона или косы – революционер в своем роде. Словно у Мрачного Жнеца в самом разгаре подростковый бунт.

Их – Жнецов – было немало, куда больше, чем Бригадиров. У каждого – свое географическое пространство, своя задача и свой набор заблудших душ. Странник знал, что рано или поздно наткнется на Жнеца и в Мэпллэйре: учуял его запах еще в первый день.

– Чего тебе от меня нужно?

Этот мелкий Жнец использовал зов, потому что намертво (ха-ха!) привязан к кладбищенской земле. Это объясняло туман – видимо, вестник смерти не любил гостей.

– Правда, Бьярндир[15]. Мне нужна правда. Вроде бы этим ты славен?

Бригадир замер, разминая пальцы, «одетые» в костяные когти. Если ударить сейчас, Жнец еще не скоро придет в себя, а там уже можно и не беспокоиться – главное, больше не приближаться к земле покойников.

– Судя по всему, ты со Жнецами дел никогда не имел. Мне открылось, как ты умер, едва повеяло твоим присутствием в городе. Могу и по имени называть. По любому из. Тебе больше какое нравится? Карху? Рычь? Карунак[16]?

Бригадир угрожающе рыкнул. Он успел забыть, как это неприятно – слышать из чужих уст то, что давно кажется полузабытым сном.

– Если не хочешь, чтобы я тебе глотку порвал и убрался подальше…

– Тогда буду звать тебя дядей Мишей? – Жнец уселся прямо на надгробие и принялся болтать ногами. Шнурки кроссовок стелились по земле, пятки ударялись в камень.