Итан слушает

Знаешь, этот городок был совсем обычным. Тут даже дорогу все переходили в исключительно положенных местах. И дети выпивали молоко до последней капли, как советовали им взрослые, – верили, что вырастут быстрее. Тут ничего не слышали об оборотнях и вурдалаках, не запирали на ночь двери и спокойно оставляли бабушек в парке.

А потом появился ты со всеми этими чужими судьбами под кожей, свернутыми в жгуты, скрученными и надорванными. Тысячи нитей из разных судеб сплавлены в серую кожу, которую не пробить. Там Брайан Уильямс-Лавре, там Элизабет Рихель, там Элис Макмиллан, там Эвермор Купер… Там и Кэйлинна Нод. Ни один не может умереть, ни один не может уйти. Это не город не отпускает их, это ты, Итан, их не отпускаешь. И им приходится вариться в этом сверхъестественном супе, сносить все, что преподносит им судьба – одна общая, похищенная. Потому что нити вопят – на своем собственном языке, в надежде, что их услышат. Но даже те, кто слышит, не могут помочь.

И то, что ты пытаешься им помочь, Итан, не уменьшает твоей вины. То, что тебе везет, ничуть не делает Мэпллэйр лучше».

* * *

– Кто же ты такой? – спросил Итан и получил самый выгодный для Бригадира ответ:

– Тот, кто может подарить силу во всем разобраться.

Итан обернулся. Медленно, как во сне.

– Бригадиры… Супергерои… Один черт.

Бьярндир промолчал – теперь, когда Окделл мог рассмотреть его костяной шлем со всеми трещинками, слова больше не были нужны. Он нашел Бригадира, который остановит Жернова. Его привел к нему зов тысячи судеб.

– Правда, – сказал он. – Правда – замечательная вещь. Она пахнет, как железо, а на вкус…

– Как кровь.

Именно так, серый мальчик. Как кровь вперемешку с лучшими в городе «Макарошками Джибса».

Реальность застыла, и в темноте пещеры начали появляться песочные Часы и каменные Жернова. Потоки чужих жизней следовали по ним, сквозь них, в них, задевая струны паутины судеб: бесчисленные ленты обращались в прах, миллионы песчинок мерцали, как звезды, теряясь на поворотах. Нити под серой кожей Итана запели в тон тем, что ткала паучиха. Пустая судьба, переполненная чужими, могла вести только к одному концу.

Теперь наступит равновесие, и железный вкус правды потечет в горло, и горечь преумножит бригадирскую силу, и Мэпллэйр станет узелком на пути Жерновов Жизни…

– Теперь я должен пойти с тобой, да? Стать… как ты? Умереть?

План был хорошим: Мироздание получало невероятного Бригадира, Бьярндир – вдоволь правды… Но что получали другие? Нити, чужие белые судьбы так и останутся с серым мальчиком, стопоря Жернова и перевешивая некоторые порядки. Тысячи судеб просто застрянут навсегда в одной точке пространства – в Мэпллэйре, в городе, похожем на законсервированную банку, где свою вечность будут проживать те, чьи судьбы кричат о помощи. Конечно, Бьярндир тогда сможет уйти: зов другого Бригадира почти не слышен. Может, смогут уйти и те, кто подревнее, у кого еще остались силы. И те счастливчики, чьи судьбы остались нетронутыми. Но многие останутся. Останутся любители покормить уток в парке, останутся братья Лавре и их племянник (хотя Лиз сможет беспрепятственно уехать на своем «Вольво»), останется большая часть жителей Стоунвуд Чейз, останется Жнец, останется Орсо… останется маленькая Элизабет Рихель.

Бьярндиру нужно было бы лишь недосказать часть правды – о том, что все станет только хуже. Не солгать – конечно, нет. Бригадиры ведь не лгут.

– Нет.

Бьярндир качнул головой, жилы и сосуды гулко ударились о плащ, а Часы и Жернова исчезли. Итан поднял голову – белые глаза посмотрели прямо сквозь пустые глазницы черепа, в темные глаза настоящего Бригадира. Орсо рассмеялась, аккуратно перебинтовывая потерянную конечность, и тогда Бьярндир понял, что проиграл, как она и обещала.