Итан

Я вернулась к камерам и какое-то время просидела там, почти без движения, кликая сенсорной мышкой. Менялись только виды на экране. Все тридцать две камеры, установленные на «Деметре», были в моем полном распоряжении, в теплице ничего не изменилось с моего посещения, однако отыскать пропавшего капитана мне так и не удалось. Прокручивая одну за другой камеры по третьему разу, я с шумом выдохнула и направилась на самостоятельные поиски.

Меньше всего мне хотелось оказаться лицом к лицу со спятившим Гонсалесом безоружной, и я позаимствовала из его же набора «первой помощи Большому брату» разводной ключ, усовершенствованный и сделанный из особо прочного сплава для работы в космосе. В нем сложно было не заметить родства с земным собратом, и я надеялась с его помощью успокоить капитана, если возникнет необходимость.

Лучше бы она не возникла.

Отмечая на схеме корабля пройденный путь и продолжая поиски, я пыталась понять, что могло произойти. Единственно верным, хоть и лишенным доказательств объяснением могли быть вспышки на Нербусе. Я предполагала, что они каким-то образом способны воздействовать на мозговую активность человека, вызывая приступы агрессии и нервного расстройства.

Мы провели на орбите двадцать пять лунов, прежде чем Гонсалес пожаловался на недомогание, которое к моему удивлению не было подтверждено осмотром. Я подозревала, что погромы в теплице напрямую связаны с его провалами в памяти, во время которых он оказывался не там, где был прежде. Какая-то часть его воспоминаний, где он был и что делал, просто исчезала, и это вызывало беспокойство. И у меня тоже. Я с ужасом вспомнила, как начинала полив растений, и вдруг оказывалось, что земля выглядит как после сильного ливня, но не придавала этому большого значения. Я не перемещалась в пространстве, как Гонсалес, а потом он перестал жаловаться и наша работа вернулась к прежней размеренной рутине.

Очередной отсек корабля на карте помечен красным маркером и я иду дальше.

Вспышки на Нербусе, вот что не давало мне покоя. Их интенсивность и частота. Достаточно слабые, но временно гасившие связь с Землей. Капитан говорил, что их длительность растет, продолжительность последней – почти четыре с половиной минуты. Если причина его безумия в них, то какова вероятность, что я вскоре не начну вести себя странным образом?

Нас готовили к стрессовым ситуациям на корабле. Это был не первый мой полет, и не первая длительная экспедиция. Разве что она была длиннее предыдущих. Двигаясь по коридору к пищеблоку, я восстанавливала размеренное дыхание и старалась прорисовать в голове план дальнейших действий.

До прибытия экипажа «Деметра 2», который должен был сменить нас с Гонсалесом на посту, оставалось одиннадцать лунов. Полностью автоматизированная станция продолжит вырабатывать кислород и воду, избавляться от избытка углекислого газа, а так же собирать показания атмосферы и служить теплицей для первой партии космических овощей. Она будет двигаться по однажды взятой орбите, даже не заметив потери одного члена экипажа. Все, что потребуется от меня, это доложить Центру о возникшей ситуации и продолжать свою работу.

Поставив крест на пищеблоке, я продолжила путь, с каждым новым шагом теряя надежду отыскать Гонсалеса.

В детстве у меня был воображаемый друг. О нем знали только мои родители. Несмотря на то, что процент истерии среди молодых американских пар, едва они слышали о подобных фокусах от деток, был неприлично высок и мамаши тут же кидались к частным психологам, чтобы решить проблему, мои придерживались старых взглядов.

Когда мне было лет шесть, я гуляла в городском парке. Там были детские карусели с маленькими, под стать малышне, пони, раскрашенные всеми цветами радуги, и река. У берега иногда собирались утки, их подкармливали все, кому не лень. Я играла с мячиком неподалеку, а моя мама отвлеклась на болтовню с подругой, когда это случилось. Секунду назад мяч был у меня в руках, и вот он лежит на воде, отдаляясь вместе с течением. Я росла спокойным ребенком и вместо того, чтобы захлебнуться в громком реве, продолжала смотреть, как его уносит. Горячие слезы катились ручьями, лицо наверное было красное и перекошенное.

Первым, что я увидела, это ноги. Обычные ноги в черных джинсах и ботинках на толстой подошве прошлись прямо по воде. Молодой светловолосый парень с короткой стрижкой играючи подхватил мой мячик и, сев передо мной на корточки, протянул его. Он был весь в черном, на пальто – ряд металлических булавок, голубые глаза густо обведены черным карандашом. «Как у панды» – подумала я тогда, и, кажется, улыбнулась.

– Все будет хорошо, – сказал он, улыбаясь. – Бог умер, но все будет хорошо, – и погладил меня по голове.

Я больше никогда не встречала его настоящего, но улыбка моего спасителя и теплый взгляд голубых глаз, смотрящих на меня с любовью грустного пса, отпечатался в памяти. И позднее, когда я оказывалась в трудной ситуации, мое подсознание выдавало его образ.

Настоящего имени я не знала, но он сказал, что я могу называть его Итан.

И сейчас Итан стоял передо мной.