Итерации Иерихона

Боб с Бобом провели меня через площадь к двустворчатой двери под истрепанным брезентовым навесом. Дверь вела в узкий коридор, где еще два солдата стояли в карауле возле дверей лифта. Один из горилл потянулся к кнопке "Вверх" под надписью "ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЛЕНОВ КЛУБА".

- Погодите, ребята, - сказал я, когда открылись двери левого лифта. Нам ведь сюда нельзя - мы не члены клуба.

Хефлер и в самом деле заколебался на секунду, подтверждая мою догадку, что в дни, когда клуб работал, его бы сюда и помощником официанта не взяли. Мулленс же буркнул что-то про "умников хитрожопых", впихивая меня в лифт.

Я подавил улыбку. У некоторых людей совсем нет чувства юмора.

Мы поднялись до уровня лож и клуба "Стадион". Я здесь бывал пару раз с дядей Арни, который мог себе позволить иметь золотую карточку члена клуба. В свое время клуб "Стадион" был одним из самых фешенебельных мест во всем городе: хорошая еда, хорошая выпивка, прекрасный вид на поле.

Когда двери лифта вновь открылись, мне сперва показалось, что изменения не коснулись этого места. Все там же стоял дубовый стол регистратора, под фотографиями игроков и команд-победительниц. На том же месте бар, и так же нависали над подковообразной стойкой краны для "Будвайзера" и "Майклоба", и так же висела над ней огромная обрамленная фотография Оззи Смита легендарный шорт-стоп со вскинутыми вверх руками после победной игры мирового чемпионата-82.

Но тут Боб и Боб провели меня дальше в длинную изогнутую комнату, и я увидел, что клуб уже не тот, что был раньше. Круглые столы и кожаные кресла были навалены друг на друга в конце комнаты, буфетные столы снесли на нижнюю палубу клуба, и теперь они громоздились под высокими стеклянными окнами, загораживая вид на поле, и вместо богатых и веселых бейсбольных болельщиков комнату наполняли мужчины и женщины в униформе, их бледные лица озарялись экранами компьютерных терминалов и телевизионных мониторов. Из динамиков не доносились голоса комментаторов КМОКС, освещавших ход игры, и в полутемной комнате слышались только тихие монологи диспетчеров полетов, отвечавших тихому жужжанию своих наголовных телефонов.

Клуб "Стадион" всегда был чересчур снобистским на мой вкус, но если выбирать между метрдотелем, отказавшимся впустить меня в джинсах, и шайкой андроидов из ВЧР, составлявших команду центра управления, я без колебаний выбрал бы напыщенного главного официанта. Но все же главная мерзость творилась за окнами, на игровом поле перед опустевшими трибунами.

Разметка "бриллиантом" исчезла, брезентовые базы давно убрали, и даже насыпь питчера перенесли. Под резким светом стадионных прожекторов выстроилась дюжина или больше вертолетов, около них сновали люди, копаясь в моторах или протягивая толстые шланги к заправочным люкам. Гигантские электронные табло, когда-то показывавшие счет, статистику игроков и немедленные переигровки, теперь были забиты цифровой абракадаброй кодов вылетов, задач, времени вылета на задание и прочее.

Из зоны первой базы поднимался "Апач", уходя вверх, пока не поднялся над стенами стадиона. Пара пилотов в прыжковых костюмах вылезали из углубления команды дома. На краю углубления сидели несколько человек из наземной обслуги и попивали газировку, устроив свои задницы на вымпелах "Кардиналов" от мировых чемпионатов. В те времена, когда ВЧР еще не захватили стадион, даже коснуться такой святыни было бы страшным кощунством, и лишь сами боги имели право войти в раздевалку "Кардиналов".

И под навесы не каждый получал приглашения. Поближе к окнам клуба "Стадион" все еще крутил двойными винтами "Оспрей", и под наставленными на них дулами горсточка скованных наручниками пленников в гражданском маршировала к местам" команды гостей и дальше - к черт его знает какому аду, что ждал их под трибунами.

Богохульство.

Стадион Буша был когда-то гордостью Сент-Луиса, одним из священных мест города. Поколения болельщиков видели, как побеждали и терпели поражения "Кардиналы", и даже в самые тяжелые сезоны для команды их не покидало чувство товарищества. Теперь стадион был осквернен, и даже если ВЧР уберутся завтра, его святость потеряна навеки.

По моему лицу можно было догадаться, что я думаю. Мулленс, главный шут ансамбля "Боб и Боб", идя вслед за мной, запел песенку, где предлагалось сходить на бейсбол, посидеть в амфитеатре, нажраться по-свински и с кем-то подраться.

- Не тот город, фрайер, - буркнул я себе под нос. - Ты имел в виду Нью-Йорк.

Он схватился за мои наручники и дернул их вверх, угрожая вывихнуть мне плечи. Повезло же мне, что он болельщик "Мете" из Нью-Йорка. Я завопил от боли и пролетел, спотыкаясь, несколько шагов вперед, чуть не повалившись на сидевшего рядом диспетчера.

- Поговори еще, вонючка, - буркнул мне в ухо Мулленс, - и мы тебя покатаем еще раз раньше, чем...

- Капрал, тот ли это человек, которого мы хотели видеть?

Новый голос звучал спокойно и уверенно и так небрежно, как будто его обладатель интересовался, который час. Мулленс сразу ослабил хватку на наручниках.