Итиноку

– А зачем вам этот крем? – изумилась Ника, рассмотрев отметку "0+" и изображение пухлого карапуза в памперсе на тубе.

– Мы им ручки мажем, – пояснила мамаша. – Каждый раз после мытья или антисептика, чтобы кожичка не пересыхала…

– Вообще-то этим кремом младенцам другое место смазывают, – прыснула Кира.

– Не твое дело, соплячка, – огрызнулась мамаша, злобно глядя на девушку-секьюрити. – Этот крем самый лучший! Не понимаешь, так молчи.

– Пацану руки кремом мажут, – пробурчал Гоша. – А потом что, пудру с помадой подарят? Не мужиков, а п…сов каких-то растят! Тьфу! – смачно подытожил парень и тут же сник, получив ледяной начальственный взор.

– Захочу, так и маникюр ему сделаю, тебя не спрошу, козлина, я – мать! – сварливо взвизгнула женщина. Гоша, побагровев, шагнул вперед…

– Отставить! – в голосе Морского звякнул металл. – А вы, уважаемая, чем фестивалить, лучше подумайте, чем вам нервы подлечить, чтобы лучше собой управлять. Если вы и дальше будете так бесноваться, то можете нажить себе крупные неприятности, – олигарх достал внушительную пачку денег. – Надеюсь, этого вам хватит за порванный пакет, физический и моральный ущерб?

Взглянув на пачку, женщина моментально захлопнула рот, схватила одной рукой уже успокоившегося сынишку, другой – деньги и, на ходу заталкивая их в сумку, унеслась почти со скоростью поезда "Сапсан". На бегу она не замечала, как из порванного пакета снова разлетаются собранные было детские вещи.

– Сама коза отбитая! – Гоша так поддал ногой многострадальный тюбик крема, что забросил его на противоположный конец автовокзала. И тут же опасливо покосился на шефа. Но Виктор уже смеялся, доставая сигареты.

– Да, перформанс был еще тот, – сказал он, – багаж-то весь на месте? А то половину могли растащить, пока мы с этой милой особой разбирались.

Из здания автовокзала уже выходили люди, прибывшие утренним автобусом из Севастополя. Среди них выделялась одна пара – худощавая молодая брюнетка с очень белой кожей, продолговатыми азиатскими глазами, длинными иссиня-черными волосами и грацией пантеры, одетая в длинный, до пят, приталенный черный плащ, и едва достающий макушкой ей до плеча субтильный молодой человек, японец, легко кативший два чемодана. Каждый из кофров был едва ли не больше него, но паренек без усилий поднял их и по ступенькам снес на весу.

Парень в морской форме, засмотревшийся на черноволосую красавицу, галантно придержал перед ними дверь автовокзала.

– Аригато, – улыбнулся азиат и слегка поклонился, а девушка благодарно улыбнулась.

Надевая темные очки, она задержала взгляд на Морском и Веронике. В чертах ее лица была заметна примесь восточной крови. Она немного напоминала Харуку Ямаути, новую пассию Наума, но острый наметанный женский взгляд Ники отметил, что лицо девушки несколько неестественно белое и малоподвижное – как после пластических операций. Как у Риммы Чибисовой, которая после многочисленных "перекраиваний" и ботоксных "замораживаний" лицевых мышц едва могла улыбаться…

И почему только Витя тоже так засмотрелся на эту "мадам Баттерфляй"?..

*

Она узнала его сразу, несмотря на все произошедшие перемены. Тогда никто и подумать не мог, каким станет этот тихий застенчивый парень. Сейчас он добился большой власти, и не только благодаря деньгам – одного его слова достаточно, чтобы у всех пропало желание перечить. Ледяной взгляд, металл в голосе – а раньше он таким не был. Она не знает, как он жил все эти годы и какие события так перепахали его.

В прошлом году она впервые приехала в свой родной город. Там ее никто не узнал. Зато она узнавала многое и многих. Выходя на сцену, через прорезь для глаз в черной маске она видела знакомые лица. А он так и не появился. Всю неделю губернаторская ложа оставалась пустой.

Зато сейчас она увидела его свадьбу и порадовалась. По части нинсо она значительно уступала Харуке и Акайо-дзенину, но видела, что петербургская журналистка выходит за него замуж не по расчету. Это брак по взаимной любви.

"Витька-Святоша, который четыре года назад сжег бордель на повороте к Новоминской и приплющил его хозяев… Господи, да он ли это?" – она вспомнила его, склонявшегося в пустом классе над учебником, пока остальные поднимали пыль столбом на большой перемене. Свитер, обтрепанные рукава которого давно стали коротки; поджатые пальцы в китайских кроссовках, красные, замерзшие уши… Никто даже предположить не мог, что этот, как его дразнили, "ботаник" станет грозным Святошей…

Даже в мелочах было видно, что он ОЧЕНЬ изменился: из окна автовокзала она наблюдала, как он несколькими короткими репликами угомонил разошедшуюся скандалистку-мамашу, живущую по принципу "я родила – мне все должны; молчать-бояться, я за своего ребенка всех порву, а разбираться буду потом", существо неуправляемое в принципе. С такими далеко не все решались связываться, чаще предпочитая тихонько отойти, оставив поле битвы за ней. Но под его суровым взглядом беснующаяся особа стушевалась и утратила весь свой кураж.