Итог без начала (СИ)

— С вишенкой больше нет, — Ваня показательно засовывает в рот последнюю вишенку и переводит на Даню внимательный взгляд. Какой выход из ситуации найдёт Данила в этот раз?

— А куда они подевались? — Даня беспомощно смотрит по сторонам. Куда угодно, лишь бы не на Ваню. Они здесь только одни, и от осознания этого сердце тарабанит в груди всё громче. Аж в ушах закладывает.

Данила знает Ваню от мозга до костей. Скорее об отсутствии мозга и наличии нездорового эгоизма, но об этом в лицо никогда не скажет. Ваня для него слишком важен, чтобы делать ему больно. Даня уже давно это делает, но даже не осознаёт, насколько усложнилась их жизнь. Жизнь под одной крышей с Ваней, в стенах одной комнаты, в пределах кипучих чувств, которые ядом струятся по венам. Так больно.

— Можешь забрать одну у меня, — Ваня игриво облизывает губы, развалившись на стуле, как чёртов аристократ. На лице не осталось и следа от злости. Лишь пламенеющая важность в глазах. Даню трясёт, а он ликует, засранец. Обмен ролями, ничего больше.

— Ты что, соблазняешь меня? — Даня произносит слишком неуверенно и хрипло, но огоньки в глазах Вани говорят всё за него. Он специально всё это сделал. Он заранее знал, что Данила его не бросит и никуда не пойдёт.

— Куда уж мне, — улыбка Вани тухнет мгновенно, по-настоящему. — У меня же нет таких сисек и жопы, как у Яны.

— Всё равно ты лучше, — Даня кладёт руку Ивану на плечо и расплывается в улыбке. Как ребёнок.

— Докажи.

Даня и пискнуть не успевает, как Ваня усаживает его к себе на колени. Данила сгорает в мятно-зелёных глазах напротив, выпивает глоток за глотком его клокочущее дыхание, тает в его руках. Оказывается, Ваня умеет быть нежным. Может, он просто голоден? Даня смущённо улыбается и касается ваниной шеи. Ив'aнов едва не мурлычет от удовольствия, поглаживая «брата» по спине. Кажется, Данила нашёл что-то гораздо слаще торта с вишенкой.

========== Часть 2 ==========

Ване с самого начала не понравилась гениальная идея Ксении Викторовны. Какие могут быть экскурсии посреди зимы, в двадцатиградусный мороз? Какая там легендарная усадьба? Какой ещё Фёдор Гаврилов? Ваня всегда был равнодушен к литературе и отступать от своих принципов не собирался. Даже ради благого дела. Даже ради лишнего выходного в мучительно скучном учебном году.

Даже ради Дани.

Тем более ради Дани.

Иван уже два месяца встречается с Элей, а у Данилы Янка есть. Их ничего не связывает, кроме кучки поехавших родителей и допотопной дачи, под крышей которой их семейка никак ужиться не может. Яна — белобрысая сучка с ехидной улыбкой, которая ни на секунду от Даньки не отлипает, будто вылизывать его готова сутками напролёт. Ваня поэтому и отказывался ехать в эту старинную усадьбу — страшно боялся удавиться розовыми соплями, которые направо и налево Янка с Даней расплёскивают. Смотреть противно. Слушать себе дороже.

— Какого хрена ты здесь забыл? — Ваня встречает Даню у двери своего номера обнажённый до пояса, раскрасневшийся, злой, будто только что в раскалённом котле купался. Только вот у Данилы перед глазами играет картинка в десятки раз жарче, пошлее. — Наконец-то я дождался того дня, когда у нас с тобой раздельные комнаты, а ты никак успокоиться не можешь.

— Я поговорить хочу, — Данила нервно топчется на месте, запинаясь на каждом слове, и глаз от ваниного торса оторвать не может. Сходить с ума от нехватки его внимания, даже в стенах одной комнаты, — нескончаемая пытка.

Наверное, Даня уже и не вспомнит, когда последний раз видел его тело вот так близко — бархат молочной кожи, расшитой мурашками [от каждого прикосновения Дани], гладкий упругий живот, усеянный багровыми отпечатками почти свежих поцелуев, судорожно вздымающуюся грудь, где трясется, колотится его сердце. Его неугомонное, влюблённое сердце.

— О чём? — Ваня с недоумением хмурит брови. Он снова вспоминает о предстоящем свидании с Элей и злится ещё больше.

— О нас, — Данила выдаёт одним махом, со стальной решимостью в глазах, и у Ивана заканчиваются сил притворяться. Лениво молчать, прятать глаза, держать дистанцию. Словно от этого им обоим станет легче. Не в этой жизни.

— Нет никаких нас, — Ваня проговаривает строго, до дыр заученный приговор, и намертво взглядом безумным впивается — обиженно, прямо в душу, до расплывчатых кругов перед глазами. — У меня Элька есть, да и ты с Янкой не просто так за ручку водишься. Нам лучше забыть всё, что было.

«Забыть всё, что было».

Даня мысленно повторяет, вытягивает каждое слово, разрывая на тонкие лоскуты боли, и шумно выдыхает. Он знал, что Ваня ветреный и жестокий. Он знал, что Ваню к себе не привязать, не удержать на цепи, как дворового пса. Он знал, что Ваня не оценит высоких чувств и отношений — убежит при первой же возможности и спрячется под чьей-то юбкой. Например, под элиной.

Это всё? Ничего уже не вернуть?

Оглушающе-холодные глаза смотрят слишком пристально — лгут, выжидают, заманивают. Ваня — азартный игрок, и плести интриги — это призвание.