Итоги № 23 (2013)

— История знает массу подобных примеров, начиная с Сервантеса, потерявшего руку в сражении и долгие годы бывшего в алжирском плену. В ХХ веке мы видим тип литератора-авантюриста-путешественника-воина, скажем, в Джордже Оруэлле, воевавшем в Испании, сидевшем в окопах и получившем пулю в горло. В Хемингуэе, который участвовал в Первой мировой войне, правда, в качестве санитара, и тоже был ранен. Был, скажем, великолепный Габриеле Д'Аннунцио, полковник итальянской армии, захватившей в 1919 году город Фиуме, находящийся сейчас на территории Хорватии. Я в тех местах воевал в 1993 году, в полусотне километров от Риеки — так по-хорватски называется Фиуме.

Я считаю, что это естественно. Тем более я прожил до сорока лет и войны не видел, считал себя каким-то неполноценным. Когда мне представилась такая возможность, я сделал это.

Если выводить какую-то формулу судьбы, то знаковые случайности совершенно неизбежны. Бывает, они появляются в определенные дни недели, потом годами не появляются — пока никакой Эйнштейн не открыл теорию случайности, иначе можно было бы проживать грандиозные судьбы. Подобная случайность явилась мне во время очередной поездки на октябрьские дни литературы в Белграде еще до распада Югославии. Меня вдруг стали туда приглашать, переводить мои книги — умудрились с 1990 по 1994 год перевести целых восемь, я стал у них очень известным. Кроме этого, в 1990 году газета «Борба» предложила мне писать для них статьи и репортажи. Так вот в 1991 году я приехал для презентации своей книги, было очень много людей. Одной из последних ко мне подошла группа военных, они представились как министры правительства сербской автономии Славонии и Западного Срема. По сути же это были власти Вуковара, где шла первая сербская война, между сербами и хорватами. Они спросили: «Не хотите приехать к нам и написать о нашей борьбе?» Ответил: «Да, приеду». Они сказали: «Мы знаем, в каком отеле вы остановились, в 4 утра наш сержант заберет вас».

Я не думал, что все произойдет так скоропалительно. Ночь, конечно, не спал. Страха не было, но были опасения насчет того, что вдруг я окажусь не так храбр, как мне кажется. В 4 часа в дверь застучали мощным кулаком, появился огромный сержант в берете. Мы вышли, сели в обыкновенный гражданский автомобиль и поехали. Оказалось, от Белграда до Вуковара более ста километров. Там все было разрушено — три дня шли бои, сербы его только-только заняли, и я был первый иностранный журналист, который там оказался. После Европы, после тихого Парижа, после Елисейских Полей было ощущение фантастики. Вуковар, в свое время красивый австро-венгерский город со старинными зданиями, был практически снесен с лица земли — даже скульптуры разгромлены и птицы не летали.

Я видел, как из развалин выносили трупы, за день насчитал 167. Стоял мороз минус 10, но трупный запах все равно был. Солдаты несли их в центр опознания, переговаривались, хохотали над чем-то. Это жизнь. Человек интересен в своих экстремальных проявлениях.

Потом, помню, мы пробивались через Балканы. Порой военные нам говорили: эту долину надо проезжать на максимальной скорости. Даже если кого-то ранят, не останавливайтесь — добьют: в лесу окопались большие силы противника, есть снайперы. Мы проезжали через разные деревни: румынскую, венгерскую, цыганскую, русинов и прочая. У каждой деревни было свое ополчение. Ополченцы часто были нетрезвые, при этом руки держали на спусковых крючках. Очень нервно было. Наконец переехали мост через Дунай — а там спокойненько идут охотники с собаками, на зайцев охотятся. Каждому — свое.

Я участвовал в трех сербских войнах. Познакомился практически со всеми, кого сейчас держат в Гаагской тюрьме, — и с Радованом Караджичем, и с Ратко Младичем, и с многими другими, более умеренными лидерами. В 1992 году, после войны в Вуковаре, познакомился с Воиславом Шешелем, встречался с ним несколько раз. Ходил, смотрел и расспрашивал о том, как все происходит в его Радикальной партии. Это была интересная националистическая сербская организация, ее незадолго до этого основали, при этом уже имели вторую по численности после коммунистов фракцию в парламенте. Смотрел я на все это и думал: ну вот же, он может, и я должен. Я же видел, что советы, которые я рассыпаю в своих статьях, русские не воспринимают. Читают, но не понимают и не могут воплотить их в жизнь. Понял, что должен вмешаться в российскую политику сам.

— Со Слободаном Милошевичем довелось познакомиться?