— Теперь понимаю, что да, а раньше так не считал. Были моменты, когда выходил за флажки… С другой стороны, в ту пору и жизнь шла совсем иная. Трудно поверить, но лет с трех-четырех я пропадал во дворе с ровесниками. Утром уходил — и привет. Пока мама не позовет домой на обед. Сегодня никому из жителей большого города в голову не придет отпустить ребенка одного на улицу. Исключено! Недавно рассказывал своим детям, как с приятелем из нашего класса летал из Праги в «Артек». Папе удалось достать путевку — и вперед. До Москвы добирались с Игорем вдвоем, отец попросил кого-то из членов экипажа присмотреть за детьми. В аэропорту нас встретила моя тетка и отвезла к месту сбора. Оттуда вместе с другими ребятами под присмотром вожатых отправились на вокзал, погрузились в плацкартный вагон, который я видел впервые в жизни, и сутки ехали до Симферополя. Там пересели в автобусы, идущие непосредственно в пионерлагерь, где мы и провели двадцать четыре дня. Мобильных не существовало, позвонить, тем более за границу, было неоткуда, родители, по сути, находились в полном неведении, что с нами происходит, но вроде бы не слишком волновались. Смысл метаться, если все равно ничего не изменить? Нам, напомню, было по одиннадцать лет, и жизнь в «Артеке» шла весьма вольная, веселая. Там очень строго следили за режимом купания, не разрешали болтаться в море более пятнадцати минут в день. Но разве пацанов остановишь? Сбилась компашка сорвиголов, мы быстро отыскали дырку в заборе, ставшую нашим окном в мир. Уходили за территорию лагеря, лазали по соседним садам и виноградникам, забирались в горы, до одури купались на диком пляже… Прекрасный отдых! Без малого через месяц мы с Игорем вернулись в Москву, и я попал в объятия родителей, приехавших в отпуск на родину… Наше поколение росло более самостоятельным, теперь десятиклассников провожают в школу и встречают после уроков, а меня в первом классе поводили две недели и сказали: «Теперь сам!» При этом не факт, будто из-за дворового воспитания все обязательно вырастали хулиганами и бандитами. Сейчас модно рассказывать о юношеских подвигах с легким криминальным оттенком. В этом есть какая-то бравада. Не хочу уподобляться, да и хвалиться особенно нечем. Обычная мальчишеская жизнь. Конечно, и дрался, и со шпаной водился, и покуривал, и выпивал, и арбузы в колхозе воровал… Все как у всех.
— Служебная не полагалось папе по рангу, а купить в личную собственность мы не могли. И дело не в деньгах, вернее, не только в них. Тогда это стоило не так дорого, с нынешними ценами на землю не сравнить. Отец писал научные и публицистические статьи, регулярно получал гонорары за публикации, но работникам ЦК не разрешалось приобретать дачи. Нельзя! Такой существовал порядок. Не знаю, может, и правильно. Людям предлагался выбор: карьера или все остальное… Отсутствие дачи не мешало моим родителям быть хлебосольными и гостеприимными хозяевами. Отец был необычайно эрудированным, начитанным человеком с феноменальной памятью и образованием, которое я назвал бы элитарным. Наверное, в этом и сказывался аристократизм его семьи. Ладно — Пушкин, но папа наизусть знал «Лузиады» Камоэнса, мог цитировать с любого места по памяти. Отец сам сочинял какие-то пьесы, рассказы. Естественно, он тянулся к творческой интеллигенции, и интерес был взаимным. В силу рода деятельности папа имел доступ к «белым книгам», названным так из-за отсутствия обложек, чтобы не выпячивать имя автора. Эта литература издавалась для служебного пользования. Разумеется, ничего сверхсекретного, но книг было много, и среди них встречались совершенно потрясающие. Папа приносил это богатство домой, давая почитать ближайшим друзьям и мне. Так впервые я взял в руки Набокова, Сартра, Боффа… Книги и люди, приходившие в нашу двухкомнатную квартиру на Университетском проспекте, оказали на меня сильнейшее влияние, значительно расширили кругозор. Папа долго дружил с Любимовым. Юрий Петрович частенько заглядывал к нам с Людмилой Васильевной Целиковской. Иногда после спектаклей приходил Высоцкий, приносил гитару… Никак не найду бобины с записями тех кухонных концертов. По идее должны лежать где-то дома, но не доходят руки разобрать завалы. Хотя есть вероятность, что записи разрушились от времени, пленка превратилась в труху. Жаль, если так. Я сам записывал на магнитофон «Комета». Во-первых, Высоцкий не только пел, за столом шел разговор, из уст умных и известных людей звучали нетривиальные мысли. Во-вторых, Володя иногда сворачивал с проторенной дорожки и импровизировал под гитару.