Итоги № 27 (2012)

— Он сам так представлялся. Не любил, если обращались по отчеству. Да этого никто тогда и не делал. Высоцкий был молодым человеком в районе тридцати, это мне, пятнадцатилетнему, он казался взрослым, фактически же в папиной компании почти все превосходили Володю по летам. Он хорошо ко мне относился. Помню, как возил ему сигареты Marlboro, которые отец доставал через ЦК. Продукция американской табачной промышленности периодически появлялась в свободной продаже, говорят, какая-то братская социалистическая страна рассчитывалась ею с Советским Союзом за долги. Не знаю, правдива ли версия, но при желании сигареты в Москве отыскать было можно. Если не в магазинах, то в барах и ресторанах. В ЦК Marlboro продавали чаще, вот папа и покупал их для Володи, а я отвозил. Однажды даже в больницу. Со временем Высоцкий стал реже бывать у нас дома, но мы сталкивались в коридорах «Мосфильма». Я уже окончил ВГИК, работал ассистентом режиссера на студии. При встрече Володя полушутя-полусерьезно говорил: «Карен, не забудь позвать в новую картину». Конечно, я обещал, но не довелось… Высоцкий сознавал, что не до конца востребован как актер, ведь, по сути, единственная большая роль в фильме «Место встречи изменить нельзя» случилась незадолго до смерти… О Володе у меня остались наилучшие воспоминания, он был искренним, добрым человеком, это чувствовалось на расстоянии. Как говорится, ребенка не обманешь…

— А Любимов?

— Понимаете, от Высоцкого исходила волна тепла, он сразу располагал к себе. А Юрий Петрович другой, натура сложная…

— Ваш отец ведь помогал создателю «Таганки»?

— Не он один. Вместе с папой в созданную по инициативе Андропова консультантскую группу ЦК пришли люди не по партийной разнарядке. Они не делали классическую карьеру функционеров из КПСС, не поднимались со ступеньки на ступеньку — райком, горком, обком, Центральный комитет… Это были вчерашние ученые, творческая интеллигенция, по определению разделявшая либеральные ценности. Бурлацкий, Бовин, Арбатов, Шишлин любили театр и, конечно же, почитали «Таганку», стараясь при возможности разгонять грозовые тучи над ней. У Юрия Петровича ведь постоянно возникали проблемы, закрывали то один спектакль, то другой… Время от времени Любимов писал послания Брежневу, и отец через референта генсека Самотейкина, тоже симпатизировавшего «Таганке», передавал их адресату, что в действительности было весьма рискованным предприятием. Помню, однажды папе позвонила министр культуры Фурцева и стала раздраженно выговаривать за то, что тот лезет не в свое дело, берясь защищать «Таганку». Мол, вам поручено заниматься международными делами — вот и не суйтесь в чужие сферы. В принципе, Екатерина Алексеевна была абсолютно права, и в бюрократической иерархии она занимала место неизмеримо более высокое, нежели отец, при желании могла без всяких усилий создать ему серьезные проблемы. Могла, но не стала, ограничилась внушением и настоятельной рекомендацией не совать нос, куда не надо. Если бы поставила вопрос ребром, отца, наверное, выгнали бы из ЦК… После того случая он действовал аккуратнее, хотя и в дальнейшем не оставлял попыток помочь «Таганке». Папа приложил много усилий, чтобы Юрию Петровичу вернули советский паспорт. В тот момент он уже работал помощником Горбачева и убеждал Михаила Сергеевича в целесообразности такого шага. Это была папина инициатива. И к возвращению Солженицына в Россию отец имел прямое отношение. Всех подробностей не знаю, но слышал, что вопрос решался на более высоком уровне, нежели любимовский… За что готов поручиться на сто процентов, так это за роль отца в организации похорон Шукшина. Читал много версий на сей счет, но могу утверждать: именно отец ходил с письмом к Суслову. Своими ушами слышал, как Хуциев звонил папе и просил пробить разрешение на Новодевичье кладбище. Как и в случае с защитой Любимова, это нарушало рамки служебных полномочий отца, но он пошел к Суслову, понимая, что рискует, поскольку никто не взялся бы предсказать реакцию влиятельного секретаря ЦК по идеологии. Тот благосклонно отнесся к просьбе и подписал письмо… Отец за свою жизнь помог многим, он был очень отзывчивым человеком, куда более доброжелательным, нежели я.

— В самом деле?

— Абсолютно! Для некоторых из тех, для кого бескорыстно старался папа, я ничего не делал бы…

— Его предавали?