Итоги № 29 (2012)

— Вот вы состояли в президентском Совете по культуре и искусству: а многого ли добились? Есть ли смысл во всех этих советах?

— Совет при президенте работал весьма эффективно. Но мы прекрасно знаем, что такое многие общественные советы в нашей стране. Это профсоюзы, комитеты, которые обычно выполняют роль свадебных генералов. Посидеть, поговорить, подискутировать — на этом все заканчивается. Я согласился на должность председателя именно потому, что наш совет обещает быть другим. Он не будет свадебным генералом.

Мне кажется, сейчас наступают времена, когда мы можем повлиять на ключевые решения в области культуры. Ведь совет не чисто совещательный орган, как может показаться. Он будет, к примеру, напрямую участвовать в разработке нового закона о культуре, который совсем скоро попадет в думскую повестку дня. По каждому направлению у нас существует своя рабочая группа, всего их на сей момент шестнадцать. Причем любой из членов совета вправе собрать собственную команду для решения насущной проблемы. Входить в нее могут профессионалы, не состоящие в совете. Мы абсолютно открыты перед обществом. И о проблемах культуры я собираюсь говорить везде, где у меня будет микрофон.

— Первые инициативы Владимира Мединского были раскритикованы. После предложения вынести Ленина из Мавзолея возбудились коммунисты, а после письма министра на НТВ — возмутилась медиаэлита. Хотя в одном случае Мединский играл на стороне «белых», а в другом — «красных».

— Владимир Мединский заинтересован в погашении конфликта и исправлении ситуации. Административный ресурс у нас есть, но конфликты нам не нужны. Если мы сейчас начнем друг другу говорить «Сам дурак!» — у нас мало останется времени для дела. Мы должны спасти нашу культуру, которая висит почти на волоске. Очень многое нужно исправить. Это и концертные залы, и зарплаты в музыкальных школах. Самый больной вопрос — система образования.

— В чем проблема?

— Есть специальные школы: музыкальные, балетные, художественные, хоровые. Помимо музыкальных предметов в их программу включены общеобразовательные. И теперь эти компоненты уравниваются до какого-то класса: специальным музыкальным школам навязана общеобразовательная направленность. Мотивируется это тем, что ребенок, который не достиг 13—14-летнего возраста, якобы не вправе еще выбирать, чем он хочет заниматься в жизни. Вы представляете себе музыканта, который только в 14 лет начинает осваивать фортепиано, или балетного танцора, у которого вся база должна закладываться с младых ногтей?

— По-видимому, это один из отголосков ювенального законодательства, которое сейчас усиленно навязывают обществу?

— Владимир Спиваков активно бился за сохранение прежней системы. Вроде бы удалось ее отстоять. Но я выяснил, что на практике новые нормы уже работают. И не только в возрастном плане. В Центральную музыкальную школу, в лучшую школу мира, которую окончили все наши выдающиеся музыканты, мама уже приводит своего ребенка согласно прописке — там не существует экзаменов. Есть собеседование. И директор обязан принять ребенка, даже если у него вообще нет склонности к музыке. Так мы убьем все наши выдающиеся музыкальные традиции — хоровые, балетные, прочие. Это трагедия для страны. Специальных музыкальных школ в России всего 25—27 штук — им обязательно должен быть дан особый статус. А как живут провинциальные оркестры! Если не брать Новосибирск и Екатеринбург, они в плачевном состоянии. Несправедливо, что президентские гранты выделяются только для московских и петербургских оркестров, а провинция обделена. А на каких инструментах играют дети, вы даже не представляете. Такое ощущение, что люди, которые принимали решения, воспринимают музыку как самодеятельность, как техникумы 20-х годов. Музыкальные школы в большинстве своем относятся к Министерству образования. А должны относиться, конечно, к Министерству культуры. Ситуацию нужно срочно менять.

— Прежний министр образования заявлял, что такого числа людей с высшим образованием, как сегодня, стране не нужно…