— Мне было бы очень интересно взглянуть на него. Расскажу вам одну историю, она многое объясняет. В 1966 году мы с женой поехали по туристической путевке в Финляндию. Сначала я был категорически против. «Чего мы у финнов не видели? — недоумевал. — Сборная только в прошлом году выступала там на чемпионате мира!» Но в итоге супруга меня уломала. В программе визита было четыре города: Лахти, Хельсинки, Тампере и Турку. Только пересекли границу, в купе входит девушка. На чистейшем русском языке говорит: «Здравствуйте, я буду вашим гидом». Я был в полной уверенности, что это наша соотечественница, которая сопровождает группу от «Интуриста». Оказалось, нет, Ирина — финка, просто отец у нее из России. Мы с ней подружились, продолжаем поддерживать отношения до сих пор. И вот как-то, уже в наши дни, она вдруг говорит: «Знаете, ваша фамилия упоминается в досье, которое вел на меня КГБ». Выяснилось, что она получила доступ к своим документам и обнаружила там знакомое имя. Выходит, все контакты с Ириной четко фиксировались компетентными органами. Думаю, в моем личном деле интересных фактов можно найти еще больше.
— Именно так. Наша тройка Евгений Майоров — Старшинов — Борис Майоров появилась в сезоне 1958/59, и Озеров был первым, кто взял у нас интервью. У меня с ним были очень теплые, доверительные отношения. И несколько раз Озеров мне очень серьезно помог. На том самом чемпионате мира 1969 года, когда из-за травмы я в сборной не играл, но все равно каждый день приходил в раздевалку команды. И вдруг как-то встречаю в коридоре одного из руководителей делегации, который говорит: «Ребята просили, чтобы ты к ним больше не приходил». Я в шоке: что такое, почему? Оказывается, кто-то распространил информацию, что я раскритиковал игру сборной. И Озеров специально звонил в московский офис ТАСС, чтобы оттуда прислали дословную распечатку моего интервью. Когда текст был прислан в Стокгольм и передан Чернышеву с Тарасовым, я был реабилитирован. Хотя ходить в команду я после этого все равно перестал...
— Но ведь это тоже часть жизни спортсмена. Те же армейцы пили очень много, тягаться с ними было невозможно. Даже если бы я регулярно «тренировался», вряд ли бы выдержал (смеется). В те редкие дни, когда ребята не находились на сборах и не проводили матчи, они совершали настоящий рейд по питейным заведениям. Начиная с Белорусского вокзала, шли вниз по всей Ленинградке и заходили практически в каждый кабак. Или шли от Манежа вверх по улице Горького. Причем заранее договаривались, что будут пить: сегодня — шампанское, в следующий раз — водку.
После чемпионатов мира была другая традиция. Сегодня прилетели, завтра — обязательно баня. Проставляются те, кто только что получил звание заслуженного мастера спорта. Из Центральных бань направлялись прямиком в гостиницу «Армения», где был ресторан с очень приличной армянской кухней. Шли всем коллективом: молодые оплачивали, а более опытные сидели генералами.
— У меня был переводчик, отец той самой Ирины. Он приходил на тренировки и выезжал на матчи. Кроме того, сразу после приезда я взял несколько уроков финского языка и вскоре говорил на нем вполне прилично. Я и сейчас многое помню.
Финский хоккей в то время — это вообще отдельная история. Он был чисто любительским. Вся команда днем работала, а вечером приходила на тренировку. Понятно, что порядочную нагрузку я дать не мог. Иначе ребята на работу бы не встали и на следующей тренировке на коленях ползали. Или другая проблема. За полчаса до выезда на гостевой матч звонит игрок: мол, его с работы не отпускают. И все, ничего не поделаешь. Нужно перекраивать состав на ходу.
Зато финны всегда были очень трудолюбивыми. Это вообще определяющая черта нации, работа для них — святое. Рабочая неделя заканчивается, рестораны и бары битком забиты — все расслабляются. В субботу могут немного похмелиться, зато в воскресенье в городе души живой не сыщешь. Все уже готовятся к новой трудовой неделе. Или дашь указание игроку: сделай упражнение такое-то количество раз. Можешь отвернуться и не смотреть, все будет выполнено в точности. А вот с креативом и личной инициативой у них проблемы. Скажет тренер хоккеисту стоять в определенном месте, и он никуда не сдвинется, что бы ни случилось. А то, что ситуация давно изменилась, — не соображает.