— Вся штука в том, что алкоголь в Финляндии очень дорогой. Поэтому многого позволить себе они не могут. Зато за границей преображаются — особенно в России, где водка всегда стоила копейки. В автобусе, пока едут из Выборга до отеля, все уже готовы. Власти страны этот вопрос, кстати, сильно беспокоит. На моей памяти финский парламент целую сессию посвятил его обсуждению. Но так ничего и не решил... Самый смех был два с лишним года назад, когда на чемпионате мира сборная Финляндии завоевала золотые медали. При возвращении домой хоккеисты и обслуживающий персонал так упились, что массажист, выносивший кубок из самолета, споткнулся о трап и упал. Причем прямо к ногам президента страны, который приехал встречать чемпионов! (Смеется.)
А вот у себя дома — все по-другому. В гости придешь, так тебя далеко не каждый угостит. Помню, навестил я своего помощника на Рождество, принес с собой бутылку водки. Посидели немного, выпили. Стал собираться назад, он мне остаток несет. Я удивился: «Лексо, ты что?» А у них, оказывается, так принято — все, что осталось, домой забирать.
— Нет, болезнь была неизлечима. Врачи поставили страшный диагноз — болезнь нейронов. В организме произошел какой-то сбой, и нервные окончания начали сами собой умирать. Процесс необратимый, даже притормозить его очень сложно. Брат начал стремительно худеть, за несколько лет буквально высох — остались кожа да кости. Последнее время он даже на стуле сидеть не мог, ему обязательно подушку подкладывали. Так отощал, что на пятой точке кости просвечивали. Вся эта история длилась четыре года. Женька консультировался в Израиле, Америке, до последнего не верил, что медицина бессильна. Но за рубежом услышал то же, что и от наших врачей. Брат знал, что скоро уйдет. В Иерусалиме молился у Стены Плача, перед смертью даже крестился. Верил, что это поможет...
— Телевизионщикам нужна была замена, и кандидатуры лучше моей они не видели. Но согласился я на их предложение далеко не сразу. Девять месяцев обрабатывали меня тогдашний руководитель «НТВ-Плюс» Леша Бурков и его коллега Аня Дмитриева. Я знал, что придется полностью поменять свой образ жизни и круг общения. Но в итоге решился. Ломать себя на первых порах оказалось очень тяжело. На телевидении существуют определенные законы жанра, нарушать которые не позволено никому. За своей речью в эфире нужно следить очень внимательно, кашлять нельзя. В первый же приход меня посадили в студии перед пультом, показали какие-то кнопки и дали команду: «Вы — в эфире!» После трансляции говорят — будет еще саммари. Я думаю: какое саммари, что это такое? Никто же не объяснил, что так называется подборка самых интересных моментов игры. В общем, многие вещи я познавал на ходу.
С комментарием отечественного хоккея проблем не возникало, все наши команды я знал досконально. А вот с клубами из НХЛ было сложнее. Разве можно по телевизионной картинке разобрать номер игрока? Кроме того, нужно было собирать интересные факты про участников встречи, а я тогда Интернетом особенно не владел. Пришлось осваивать это дело. Зато испанский футбол, на котором работал параллельно с хоккеем, комментировал с удовольствием. И до сих пор слежу за ним с большим интересом, болею за «Барселону».
— Хочу заметить, что я вице-президент ФХР на общественных началах. Зарплату за работу не получаю, это, если хотите, мое хобби. Да и свои взгляды на отечественный хоккей с экрана телевизора не озвучиваю. Рассказываю о том, что происходит на льду, предоставляю информацию о командах-соперниках. Глобальные проблемы, касающиеся развития хоккея в нашей стране, национальной сборной и молодежных команд, в своих репортажах стараюсь не затрагивать. Это закрытые темы, которые члены исполкома не могут обсуждать публично. Если есть желание у президента ФХР Владислава Третьяка вынести их на всеобщее обозрение — пожалуйста, это его право.