В те годы я работал только ручкой, а она не стирается. Если ошибся, все начинаешь по новой, а ошибаться так не хочется! У тебя получается красивая машина, и вдруг на колесе срубаешься — обидно. И все же я научился рисовать правильно с первого раза. Потом уже узнал, что все автомобильные дизайнеры в мире давно работают именно ручкой, а не карандашом с ластиком. Есть талант — значит, и переделывать ни к чему, а если нет, то и катись на все четыре стороны. За границей, впрочем, еще и фломастеры используют, а у нас даже в пору моего студенчества маркеров не было, и мы рисовали аэрографами — на Западе так не заморачивались.
— Поступить в Свердловский архитектурный институт меня надоумил друг нашей семьи Марк Васильевич Демидовцев — в те годы главный дизайнер Волжского автозавода. Пришел как-то в гости, увидел мои «работы» и подкинул идею, что рисовать машины можно и профессионально.
— Да уж, проще некуда. Для этого потребовалось овладеть технологией, которая сейчас называется менеджмент, а тогда звалась «поди и достань». Мы с моим тогдашним другом Сергеем Стрельцовым увидели в «Комсомольской правде» фото Луиджи Колани на фоне белоснежного Chevrolet Corvette и решили: вот это круто, вот это люди живут! Идея поехать на стажировку казалась нереальной, но как-то во время ее обсуждения я сказал: «Были же у Леонардо да Винчи ученики, которые помогали мастеру за тарелку супа. Чем мы хуже? Тем более что в Швейцарии тепло и можно, наверное, спать под открытым небом».
Мой английский в ту пору ограничивался фразами вроде Тhis is a table, пришлось идти к преподавателю. Тот тоже было заявил, что в эпистолярном жанре не силен, но все-таки втроем мы смогли сочинить подходящий текст письма. Следующая проблема — где раздобыть почтовый адрес. Самое логичное — попросить кого-нибудь взять у мастера визитку на автосалоне (поспрашивав знакомых, мы выяснили, что крупнейшее мероприятие проходит в Женеве). Я обратился к Демидовцеву. Оказалось, что даже у Марка Васильевича подобные командировки случаются раз в пятилетку, но нам повезло: в тот год он съездил в Женеву, разыскал там Колани и узнал адрес. Так мы и отправили письмо с обратным адресом «Свердловск, Главпочтамт, до востребования». Через шесть месяцев приходит ответная телеграмма: «Владимир, Сергей, приглашаю вас на стажировку на два месяца». И подпись — Луиджи Колани. Вот вам и «просто»!
— Чтобы уехать из Свердловска, нужно было получить выездную визу, и мы стали собирать документы. Для начала выбили справку от института, подтверждающую, что Владимир и Сергей из телеграммы — это и правда мы, но в свердловском ОВИРе все равно отказали. Искать правду мы со Стрельцовым отправились в Москву. Обошли и МИД, и Министерство образования СССР — везде отказ. Шесть месяцев мотались по кабинетам, пока какой-то чиновник не сжалился: «Мне ваша история нравится, приходите завтра по этому адресу».
Сейчас на том месте, напротив высотки МИДа, стоит Смоленский пассаж. А тогда — дурацкое зеленое здание с одной дверью. Никакой таблички, только адрес. Открываем дверь и видим длинный коридор, за которым еще две двери: на одной написано «Франция», на другой — «Швейцария». Без шуток, буквально окно в Париж. Заходим в нужную дверь — стоит стол с двумя телефонами, сидит мужчина в костюме и больше ничего. Совершенно кагэбэшный кабинет, разве что лампой в лицо не светят. Мы представляемся, он в ответ только короткое: «Да-да, знаю» — и протягивает два дипломатических паспорта.
— Мы же студенты, у нас стипендия — целых 53 рубля в месяц! Вот только у валютчиков тогда был курс 15 рублей за доллар, накопленных денег хватило только, чтобы купить по пять долларов на брата. Вернулись в Свердловск — обратились за помощью к ректору. Он от такой наглости опешил, а увидев, что у нас уже есть и приглашение, и паспорта, опешил еще больше. Но помог: купил за счет института два билета в один конец.