Итоги № 9 (2014)

— А как же! Мы работали вместе с великим танцовщиком и хореографом Володей Васильевым. Все представление было связано с дорогостоящими моими затеями и обошлось, увы, в кругленькую сумму. И не только потому, что гонорары у приглашенных музыкальных, оперных и балетных звезд зашкаливали. По моему проекту на сцене спереди были сделаны световые колонны, которые появлялись в одну секунду и мгновенно превращали сцену Большого в Белый зал музея Пушкина. Тяжелые, гигантские «бошевские» фонари, поднятые на штанкетах и сфокусированные пучками, создавали с помощью театрального дыма полную иллюзию возникновения на плоскости мраморных колонн. Ощущение полной достоверности возникало и от того, что сзади шла кинопроекция зала и развешанных по его стенам картин. Киносъемки были произведены, естественно, заранее и тоже с использованием сложнейшей современной техники. Достаточно вспомнить, что были задействованы маленькие радиоуправляемые вертолеты, которые летали по музею и к которым крепилась кинокамера для съемок экспозиции из-под потолка, для создания уникального зрительного ракурса. Трудность заключалась и в том, что со всеми этими звездными коллективами очень долго не было полной ясности. То они могут, то не могут, у них ведь каждый день расписан на годы вперед. Там одновременно Юрий Башмет играл с Николаем Луганским, Натальей Гутман, Виктором Третьяковым. Балет Бориса Эйфмана — огромный коллектив, «Геликон-опера»… Свести все это в один концерт было адски трудно, а репетиций почти не было — в Большом сцена тоже по минутам расписана. Многое сделать не удалось — голографию, например… Чтобы статуя Давида крутилась на сцене… Но это уж потянуло бы на совсем немыслимые деньги.

— Ты ничего не скажешь о своем грядущем юбилее?

— Хочу издать печатавшиеся в журналах мемуары отдельной книгой, потому что постоянно вспоминаю любопытнейшие эпизоды. И собственной жизни, и жизни родителей, их окружения. В частности, о Маяковском, который ухаживал за матушкиной сестрой Софьей, но был отвергнут, ибо своим голосом, манерами и ростом так напугал мою бабушку, что она строжайше запретила девятнадцатилетней дочери якшаться с таким несолидным господином. О друге моей матери, заместителе директора МХАТа Игоре Владимировиче Нежном, которого арестовали в нашем доме, на наших глазах за несколько часов до смерти Сталина, и он спускался по лестнице в своей бобровой шубе и шапке, с маленьким тюремным узелком, в сопровождении понятых и гэбистов. И лишь повторял обреченно: «Я ни в чем не виноват, я ни в чем не виноват…» Замечу, что возвратился он домой, худой и изможденный, лишь через несколько месяцев, и это казалось чудом — ведь оттуда не возвращались. О нашем с Беллой пребывании в Грузии, о Сереже Параджанове, Булате Окуджаве и очень много о Венедикте Ерофееве, с которым мы нежно дружили перед его ранней смертью. О «МетрОполе».

И еще одна книжка сейчас печатается — моя переписка с Беллой. У меня сохранилось около трехсот писем Беллы. Есть подробные — на четыре и больше страниц, а есть просто записочки — трогательные, смешные. Она в отличие от меня любила писать, и свободного времени у нее, прямо нужно сказать, было гораздо больше, чем у меня. Писала даже из Москвы в Москву, из комнаты в комнату. Я отписывался какими-то крошечными текстами, но зато много рисовал ее. Там и портреты Беллы, и мои наброски к портретам. Книжка называется «Я влюблена и любима».

Почти готов и огромный мой двухтомник — семьсот страниц, два тома в коробочке. Название — «Театр Бориса Мессерера». Там эскизы, аннотации к спектаклям, описание их — огромная скрупулезная работа, большая часть которой тоже падает на меня. Трудность в том, что изложено все это должно быть доступным, а не специфическим театроведческим языком. А еще там будут различные театральные истории, связанные со спектаклями, в которых я работал. Я, например, рассказываю, как Борис Покровский ставил в Лейпциге «Пиковую даму» и заново учил немцев ходить по сцене. Немцы — деловые люди, ходят быстро-быстро, а русские дворяне — медленно, вальяжно, степенно. Куда им спешить?

— Господи! Да это же работа для целого коллектива театроведов! Аннотации, комментарии, подписи к фотографиям, выверка всего справочного аппарата… Кошмар!

— А что касается непосредственно юбилея, то 11 апреля в Инженерном корпусе Третьяковки открывается моя огромная выставка, где будут представлены инсталляции, а также графика, живопись за многие годы. Театральные работы — отдельно, на другой выставке, в Бахрушинском музее, которая будет работать с 15 марта. Макеты спектаклей, костюмы, афиши. Все это нужно было собрать по театрам, музеям, галереям, систематизировать, все это требовало моего непосредственного участия.