Очень обычный высокопоставленный чиновник. Собственно, что делает Бертман? Историю об отважном герое (а Рикардо смел, честен, вот только влюбился неудачно — в жену лучшего друга) и благородной даме (что хочет даже к колдунье обратиться, чтобы та избавила ее от недостойной страсти к другу мужа, страдает и соглашается с супругом в том, что заслужила смерть) он превращает в историю о том, как любовь настигает людей очень обычных. Вот этого жизнерадостного типа, который беспечно улыбается в момент, когда его охрана жестоко скручивает бомжеватый «простой народ» и эту давно не спускавшуюся в метро жену губернаторского зама, что вдруг выбирается в подозрительный ночной клуб и в нем шарахается от каждой тени и дико озирается по сторонам (колдунья в либретто посылает героиню за волшебной травой — ну а где в наше время можно достать траву?). И Заплечный, и Елена Михайленко в роли Амелии отлично играют это неожиданное для себя преображение — когда кто-то становится для них важнее себя любимых. Это преображение слышно и в голосах — вердиевские тревоги, мольбы и экстатические объяснения спеты артистами с настоящим чувством.
Премьерная публика была щедра на аплодисменты — и совершенно заслуженных восторгов удостоились Лариса Костюк (Ульрика — та самая колдунья, что отстранена Бертманом от суеты губернаторского дома, изображенной с насмешкой, и несет в себе первобытную жуть колдовства), Максим Перебейнос (суровый обманутый муж Ренато), Анна Гречишкина (деловитый и веселый секретарь Оскар) и, конечно, маэстро Симоне Фермани, вставший за пульт в «Геликоне» прямой потомок Верди. Его визит, к сожалению, был краток — после премьерного вечера он вернулся в Италию, и следующими спектаклями (а премьерная серия «Бала-маскарада» продлится до 13 сентября) дирижирует молодой дирижер Валерий Кирьянов. Но ощущение необыкновенной легкости, с которой прозвучала музыка знаменитого предка маэстро, нет сомнений, останется в спектакле и дальше.
Начали! / Искусство и культура / Художественный дневник / Театр
Начали!
/ Искусство и культура/ Художественный дневник/ Театр
«Красная птица» Павла Рассолько в театре «Практика»
Нет сомнения, что к театру «Практика» в этом сезоне будет приковано пристальное внимание. Только здесь смена руководителя произошла не в результате скандала и не по произволу московского департамента культуры. Свое место Ивану Вырыпаеву уступил «основоположник» Эдуард Бояков по соображениям этическим и эстетическим. Уступил своевременно, потому как были все основания предполагать, что лидер поколения, талантливый драматург, артист и режиссер за неимением своего дома останется в Польше, где начал успешно работать. Его «Кислород», «Эйфорию» и «Танец Дели» знают и театралы, и киноманы. Но многочисленные призы на фестивалях никак не упрочивали его положение...
Первой премьерой «Практики» под руководством Вырыпаева стал спектакль «Красная птица» по пьесе белорусского драматурга Павла Рассолько в постановке польского режиссера Войтека Урбаньски. Тот и другой — дебютанты на московской сцене. Этот часовой этюд вряд ли стоит считать программным, хотя его безукоризненная выделка, тонкая, можно даже сказать изящная художественная проработка всех составляющих — видеоряд, музыкальная партитура, способ актерского существования — свидетельствуют об уровне мастерства и художественного мышления. В отличие от множества спектаклей doc. (я имею в виду не только одноименный театр), на разные лады варьирующих сходные темы, ни малейшего привкуса самодеятельности, ставшей родовым признаком так называемой социалки.
Мотивы пьесы Рассолько новой драмой не раз затрагивались. Томительно мающаяся в своем бессмысленном существовании молодежь спальных районов, не находящая точек опоры ни в работе, ни в любви, покуривающая травку, неизбежно попадающая в криминальные ситуации... На сей раз главный герой музыкант-самоучка Паша, фанат экспериментальной электроники, из-за отсутствия нормальной техники сочиняет музыку на стареньком «Поливоксе» и пишет звук через усилок на кассетную деку. Пьеса автобиографична, ее автор тоже Паша и тоже композитор-самоучка. В них обоих есть страсть и умение не наблюдать, а видеть окружающий мир глазами художника. Ты это остро чувствуешь, когда на экранах картинки Минска — то по-совковому парадного, то по-совковому убогого — сменяются красной ленточкой кардиограммы и черной — звуковой дорожки. В какой-то момент они становятся неотличимы друг от друга.