Ицумадэ

Но отец ничего ему не ответил. Он хотел, чтобы сын сам узнал то, что хочется ему узнать более всего. Он, конечно же, хотел бы предупредить сына, чтобы тот не говорил никому, что он Сын Неба, сошедший со Святой горы, ибо слава, за которой гонятся люди, порождает зависть. Ибо власть, из-за которой люди готовы убивать друг друга, и деньги, ради которых они готовы продать мать и отца, порождают ненависть, а ненависть порождает убийства… Но как это объяснить тому, кто не знал ничего кроме любви?..

Отец сознавал, какие страдания предстоит пережить сыну, но ничего не мог изменить. Он лишь погладил юношу по голове, покрытой длинными, не стриженными от рождения волосами, и сказал:

- Возвращайся, сынок, мы будем тебя ждать. Помни: ты Сын Неба и дом твой - Святая гора Ятате-Яма.

Мать хотела дать сыну с собой еды, но он был счастлив, оттого что мечты его сбываются, и не думал о еде. К тому же люди, живущие у подножья горы, так его любят и ждут, они такие щедрые и добрые, что нет нужды запасаться пищей.

Он расцеловал матушку, поклонился отцу и весело побежал вниз по узкой тропинке.

Глава вторая. Святотатство

За три дня до очередного принесения даров жрец Кацамаки Исиу удалялся от земной суеты в маленький домик под горой, дабы предаться молитвам и очистительному посту. Уже много лет в душе его при этом шла упорная борьба. Он не мог удержаться от того, чтобы оставить себе самые ценные подарки - золото и драгоценные камни. В то же время он понимал, что совершает скверный, греховный поступок. Больше всего жреца удивляло то, что он, дав себе слово не повторять свой грех, все-таки продолжал поступать по-прежнему. И чем глубже каялся, тем легче грешил снова. Он уже почти потерял надежду обрести твердость духа и противопоставить свою волю греху и даже усугублял свое падение, уподобляясь в этом развратной женщине по имени Аяко, которую все считали позором их города. Несчастная, испытавшая некогда насилие со стороны чужеземных моряков, теперь была готова отдаться любому, бросившему на нее похотливый взгляд. Она превратилась в некого демона, совращающего всех. Так и Кацамаки пристрастился хватать все, что издавало блеск, даже не задумываясь, зачем оно ему нужно. Но он не переставал надеяться, что за дни очищения душа его воспаряла ввысь – туда, где уже не было места низменным земным желаниям. В эти дни он даже сокращал употребление пищи.

Закончился первый день очищения, и жрец, собрав письма просителей и самые скромные подношения, встал по обычаю на молитву. При этом он думал не о городе и мире, не о тех обездоленных, что нуждались в помощи, но лишь о самом себе. О том, как он несчастен, слаб и низок, как недостоин своего положения, как ему хочется, чтобы божество в первую очередь подумало о нем. Ведь именно он, жрец Кацамаки Исиу, обеспечивает Бога всем необходимым, теми человеческими дарами, которые носит в часовню на горе, как это делали и его отец, и отец его отца. Кстати, оставлять себе что-либо из даров также разрешил ему отец. Первым таким даром стала нефритовая статуэтка Будды, подаренная купцом из Китая. Он упросил отца оставить ему этого Будду, ссылаясь на то, что божеству не нужен образ другого божества. Однако отец оставлял себе только самое необходимое и жил весьма скромно в старой хижине, где и умер. Сын же эту хижину сжег, сославшись на ее ветхость, и потребовал от жителей города построить ему новый дом. Надо сказать, получив новый дом, молодой жрец развел бурную деятельность по продвижению культа божества. Слава о нем распространилась далеко за пределы некогда бедного городка, теперь сюда спешили паломники со всей империи, здесь даже побывал Великий Сёгун, фактический правитель страны. За сорок лет служения Кацамаки город невероятно изменился. Теперь тут уже почти не было бедняков, все его жители разбогатели, предоставляя кров и пищу многочисленным паломникам и продавая им свои изделия. Проплывавшие мимо острова купцы и прочие путешественники стали обязательно посещать остров, как считалось, приносящий удачу.

Глядя на вершину горы, Кацамаки вспоминал обо всех этих достижениях, будто упрекая божество в том, что оно, как боялся жрец, осуждало его слабость к дарам. А ведь таких щедрых даров могло и не быть, если бы они поступали, как раньше, лишь от населявших остров бедных рыбаков и крестьян. Между тем поток даров всё рос, потому что просьбы и молитвы реально исполнялись.