Наличие гадания на костях, безусловно, могло существовать в древности, ибо мы находим до сих пор у некоторых народностей Юго-Западного Китая (например, у ицзу) гадание на костях петуха. Это гадание в Китае засвидетельствовано уже в тексте «Ханьшу». Существуют также свидетельства о том, что при гадании на костях афоризмы или создавались наново, или, в случае аналогий, применялись старые, уже известные. И если сравнить дошедшие до нас афоризмы, выгравированные на костях и панцирях, с материалами «Книги Перемен», то сразу становится очевидным разграничение сфер этих двух способов гадания. Если на костях редки надписи, касающиеся, например, брака, то в «Книге Перемен» брак занимает большое место. И наоборот, если в «Книге Перемен» мало внимания уделено вопросам охоты и жертвоприношений, то на костях сохранилось множество надписей об этом. Очевидно, вопросы, более связанные с личным бытом человека, были в компетенции «Книги Перемен», тогда как вопросы, более касающиеся жизни племени, относились к мантике на костях. Кроме того, гадание по «Книге Перемен» технически легче, чем сложное гадание на костях. Поэтому гадание по книге получило большее распространение и постепенно вытеснило предшествовавшую систему.
Третья глава посвящена иллюстрирующему материалу: параллельно приводятся схожие (но лишь редко тождественные) цитаты[101]
. На основании этого материала автор считает, что афоризмы при гексаграммах и при отдельных чертах произошли от этих надписей на костях и панцирях.Четвертая глава посвящена сличению материалов «Книги Перемен» с историческими свидетельствами этнографического порядка: там же автор изучает имена, упоминаемые в «Книге Перемен». Обычаи умыкания невест, обращения в рабство пленников и преступников, которые, по мнению Юй Юн-ляна, засвидетельствованы в тексте памятника, указывают, что она могла возникнуть лишь до Восточной династии Чжоу (т. е. VIII в. до н. э., по традиционной хронологии). Анализ же имен и событий определяет более раннюю дату возникновения памятника. Оно не могло произойти раньше чжоуского Чэн-вана (1115–1078 до н. э.). В это время «Книга Перемен» в основном была уже создана и в дальнейшем только пополнялась приписками[102]
.Заключительная, пятая глава работы Юй Юн-ляна направлена против попыток приписать «Книгу Перемен» Вэнь-вану, Чжоу-гуну или Конфуцию. Автор приводит ряд цитат из произведений Кан Ю-вэя, всегда стремившегося доказать, что «Книга Перемен» – плод творчества Конфуция (автор при этом забывает, что Кан Ю-вэй не оригинален). Теория эта, однако, построена на недоразумении: если и верно, что первая комментаторская обработка исходила от доханьских конфуцианцев, то защитники «авторства Конфуция» – совершенно не конфуцианцы. Среди них находятся и геоманты, и даосы. При этом (говорит совершенно справедливо Юй Юн-лян) никто не обращал внимания на самое главное: на то, что тон мантики, столь свойственный нашему памятнику, абсолютно чужд Конфуцию. Основательно разобрав связанные с этим вопросы, Юй Юн-лян приходит к выводу, что «Книга Перемен» не имеет фактически ничего общего с Конфуцием и его школой и создана она в начале династии Чжоу, т. е. в XII в. до н. э. В этом нельзя не согласиться с ним, но мы полагаем, что дата, указанная Юй Юн-ляном, слишком ранняя (см. об этом ниже).
Японские исследователи немало сделали в области изучения «Книги Перемен». Даже в специальной монографии нет возможности рассмотреть все работы японских китаистов. И мы остановимся лишь на трех работах японских авторов, более оригинальных, чем другие: на «Сю-Эки кэйёку цӯкай», написанной одним из крупнейших философов старой Японии, Итō Тōгай, и статьях Т. Наитō и Н. Хонда.
Работа Итō Тōгай опубликована в 1771 г. его сыном Итō Дзэнсе, снабдившим это издание своим предисловием. Так как это предисловие хорошо отражает отношение к «Ицзину» автора, мы приводим далее полный перевод этого предисловия.
«Во время своего управления Поднебесной Бао-си рассмотрел то, что наверху, что внизу, что вдали, что вблизи, и начертал восемь триграмм, с помощью которых он постиг качества мира и расположил по родам действительность. Эти восемь триграмм он удвоил и создал 64 гексаграммы, которые так и получили свое полное бытие, давшее начало этой системе мировоззрения.
Что же касается происхождения гадательных гексаграмм от „Чертежа с Желтой реки“, то мне неизвестно, верна ли эта версия. Относится ли возникновение „Книги Перемен“ к концу Иньской династии, или к расцвету Чжоуской, или ко времени борьбы между [Чжоуским] Вэнь-ваном и [Иньским] Чжоу [Синем]? В „Большом комментарии“[103]
есть ясные высказывания [по этому поводу], но все же невозможно установить с точностью имя и эпоху составителя „Книги Перемен“. Говорят, что афоризмы о целых гексаграммах приписаны Вэнь-ваном, а афоризмы об отдельных чертах – Чжоу-гуном, но, по моему мнению, это – суждение, выработанное конфуцианцами времен династии Хань, и оно не имеет явного доказательства в самом тексте „Книги Перемен“.