Игорь знал, что брат только и думал об этом, но из деликатности не решился заговорить сразу. Янов подробно рассказал обо всех деталях дела.
– Так, значит… – пригорюнился Лёха, опрокинув в рот бокальчик. – Видишь, как получилось – Алёна мне через тебя досталась, а ты через меня получил Еву. Если бы я тогда не разругался с женой, она б не ушла, Корда убил бы Еву и ты бы с ней не познакомился.
– Все случается так, как и должно случиться.
Мобильник Игоря подал голос.
– Игорь, – звонила женщина, чей голос Янов не узнал. – Это Наташа, помните? Вы со мной ужинали. Я знаю, что вы в Курортном, мне Ева сказала. А я как раз еду в санаторий. Давайте с вами встретимся? Ева разрешила мне иногда пользоваться вашей помощью.
– Знаете, это неудачная мысль, – ответил пьяноватый Янов. – Ева не может мной распоряжаться, я – не вещь. Всего доброго.
Он прервал разговор, но беспокойство, возникшее после вчерашних слов Евы, встрепенулось.
Брат звякнул своим бокальчиком по бокальчику Игоря.
– Игорешка, ты чего сник? Ну, давай, накатим!
Жизнь тринадцатая
Смотрю из автобуса на удаляющуюся фигуру Игоря. Он выглядит большим, сильным, независимым, неуязвимым, но очень несчастным. Сдвинуты брови, глаза в глубокой тени, напряжены мышцы вокруг рта, сжаты кулаки. Мой любимый исчезает в дали, в тумане, во времени. Лучше уж так. Я не переживу потери тебя, Игорёк!
Мне следует думать о новой жизни – будто смеха ради, тринадцатой.
Ейск похож на Краснодар. В некоторых домах и промышленных сооружениях чувствуется основательность и изящество позапрошлого столетия. Мне нравится, что для курорта этот город слишком уютный, а для делового центра – слишком милый. Мне нравится зелень Азовского моря, его игрушечность. Нравятся люди, ритм города, порт, воздух. Тут хорошо.
Первая составляющая новой жизни – красота – обнаружена. Это море.
Проходит почти месяц, пока я въезжаю в обстановку. Мне сложно после того, что произошло в проклятом, проклятом Гродине. Хочется забыть, но это невозможно. Звонит Игорь, звонит Маша, звонит Наташа, звонит Селена – единственная, чьи звонки мне необходимы.
Игорь почти ничего не рассказывает, иногда он пьян, иногда устал до беспамятства и хочет услышать мой голос, чтобы суметь уснуть. У них в Курортном теперь повышены требования к безопасности – государство развивает отдых и туризм в регионе, а отдуваться приходится правоохранительным органам. А уж убойный отдел и вовсе на передовой: расследования любого дела должно происходить моментально. Я сочувствую его усталости, рассказываю о своих делах, ощущая себя безумно далекой от Игоря.
Маша звонит не реже Игоря. Она рассказывает о Вэле, лежащем в коме, видимо, уже без всяких перспектив. Рассказывает о своем сыне в Германии – как он хорошо и сыто живет. Маша восхищена тамошним уровнем жизни, достатком, культурой в бытовом смысле. Очень скучно слушать – еда, одежда, техника и вежливость прохожих мало интересны. Советую и ей уехать в Фатерлянд, но она не желает – мол, там бывший, он решит, что Маша приехала ему на шею, а она ничего от него не хочет, и все такое. Притом страдания о Неметчине не прекращаются.
Селена не приезжает. Говорит, что должна найти Диму, а единственная ниточка – отец. Девочка надеется, что Вэл придет в себя и расскажет, что за женщина звонила Диме с телефона, зарегистрированного на Вела, и тогда удастся найти Сашиного сына. Я тоже часто думаю – что же случилось, и нельзя ли предпринять еще что-нибудь в плане его поисков. Только опыт в этих делах у меня никакой. Да и Янов контролирует ситуацию: объявил Диму в розыск, отслеживает оперативную информацию по пропавшим людям, по обнаруженным – только не это! – телам. Он сумел связаться с родственниками Димы в Польше. Они его не видели, пообещали сообщить, если он объявится.
Позвонила Наташа. Пожаловалась, что Игорь не захотел с ней встретиться. Как будто он обязан. Такая настырная!
Лена. Возвращение
Прошло почти два месяца после маминого отъезда, когда случилось чудо.
Одним ранним утром пришел Дима. Совершенно не так, как я ожидала. Спросоня открыв дверь, я тупо уставилась на него – приснился или нет?
– Лена, я вернулся! Знаешь, оказалось, что моя мама жива!
– Почему же ты не звонил? – спросила я и бросилась ему на шею.
Дима вкусно пахнул морозом, снегом, улицей. Его куртка оставалась холодной – я поежилась. Дима расстегнул молнию, шагнул в комнату, продолжая обнимать меня, прижимать, целовать. Кое-как мы захлопнули дверь…
Его появление казалось невероятным счастьем, радостью, которая уже не ожидалась. Мы целовались, я даже немного плакала, он – сцеловывал мои слезы, убеждая, что все хорошо.