Юбилейный матч

Бухман взял ее за руку, усадил на скамью. — Убивают там!.. Друг друга они там насмерть убивают, рвут глотки, прошибают головы А вы — цыц! Тихо сидите, чтоб слышно нас не было Пусть выясняют отношения без нас…

Побоище продолжалось долго. Слышались голоса истерические, призывы к свободе… Тоска была смертная, ибо все это покрывалось стрельбой. А после опять уханье смачных ударов и рукопашной схватки. И снова пальба…

Наконец народ побежал. Мы поняли это по табуньему топоту ног над нами. Пыль и паутина посыпались с потолка. Стадион быстро пустел, воцарялась тишина.

И вот Бухман послал в мою сторону ненавистный взгляд, которого я давно ждал. — Кровь этих людей на твоей совести, — сказал он. — Вот результат твоего геройства. Говорил тебе лежи на полу и не рыпайся?! — Скажите, наконец, что произошло там у вас? — закричала Хана.

Тут я не выдержал, и брякнул: — Скажите-ка, лучше, Борис Михалыч, в какую махинацию вы нас втянули? Чего это в ЦК республики вас столько таскали перед поездкой.

В эту минуту в коридоре послышались слабые шаркающие шаги. За дверью стоял человек и рвал на себя ручку. Потом взмолился голосом с того света: — Пустите, хлопцы. Свой я…

Мы бросились к двери, откинули щеколду. Прямо с порога упал нам на руки попка. Мы положили его на пол. Лицо его было разбито и сочилось кровью. Хана обтерла его мокрым полотенцем, расстегнула китель, стала щупать ему грудь нет ли там переломов. — В больницу, немедленно! — Хана сидела на корточках и плакала. — Товарищ, миленький, у вас раны открытые, их шить надо, у меня, кроме йода и вазелина, ничего нет! Где у вас больница поблизости?

Тот мычал от боли, мотал головой. — Боря, ну не стойте же так, давайте пойдем. Там все давно кончилось! — Спешить нам некуда, нас не гонит никто!

Бухман нервничал. Потом подсел к попке. — Послушайте, — спросил он. Где сейчас может быть Дадиани?

Это имя подействовало на попку удивительно. Он сразу перестал скулить, гримасы боли сошли у него с лица. — Откуда хозяина знаешь? Зачем он тебе? Ну как же, как же! Сами знаете — установка была отдать им победу. Утешить, так сказать, ненависть… к русским! А я бы как раз и хотел иметь вас в свидетели: общим счетом мы же проигрывали, верно?! — Дурак! — ответил попка. — Прои-и-игрывали! — Простите, не расслышал? — Бухман наклонился ниже. — Что вы сказали? — Дурак, говорю! У власти — русские, милиция — русские! Им повод был нужен: баню на юбилей устроить! У-у! Давил бы я их в утробе матерной!

И Бухман поднялся На лице его выступило вроде бы прояснение.

Дождь кончился, на поле стоял белесый, балтийский туман.

Мокрый стадион сочился духом сырых недр. Гаревая дорожка налипала к обуви толстыми комками. Мы с Беном волокли раненого: спотыкались о камни, доски, ботинки, зонтики, обходили темные лужи крови.

У ворот стадиона возились люди. Там были опрокинутые милицейские машины. Обгоревшие их остовы дымили резким запахом шин. — Ступайте! заорали нам. — Идите отсюда, нашли на что глаза пялить! — С нами один ваш товарищ — крикнула Хана.

Они тут же подскочили, и исписали команду сильным фонарем. — Ребята, подкати мотоцикл, Калюжный нашелся!

Попка ожил в наших руках, встрепенулся. Разом окреп в ногах и сам уселся в коляску. Тоже, видать, ломал комедию со своими ранами.

Мотоцикл взревел и исчез во тьме.

А Бухман заскулил: — Не гоните нас, с нами женщина!

Они снимали номерные знаки с машин и были злые как черти. — Идите, никто вас в городе не тронет! Тут своих дел по горло. Тоже мне — боксеры!..

Негодяи! — тихо сказал Бухман. — Оккупанты несчастные! Используют людей, как им угодно, а после бросают. А у меня — команда на шее! Вот хлопнут кого-нибудь из-за угла, а я и отвечай!.. — Эй, хватит бубнить там! пригрозили от машин. — Никто вас не будет провожать, у нас каждый человек дорог! Напрасно время теряете!

Улица шла вниз, к большому каменному собору. Острые шпили его смутно проступали в беззвездном небе.

За собором начинался освещенный проспект. Тут мы почувствовали себя спокойней. А с Немана то и дело раздавались тревожные сирены. В порту, видать, тоже была у них заваруха.

На первом же перекрестке остановил нас патруль с автоматами. Кварталы в городе очень короткие и патрули маячили здесь на каждом углу. Они тормозили нас, проверяли документы и приказывали костылять дальше.

Наконец появилась и гостиница. Огни в вестибюле были погашены.

На стук в двери вынырнул старик-швейцар. Страшно обрадовался нам, с ходу врубил верхний свет и побежал к стойке.

Мы уже поднимались по лестнице, когда он догнал Бухмана и всучил ему записку.

Хана поднялась ступенькой повыше, глянула мужу через плечо и вмиг пробежала эту бумажку. — Нет, не пущу! Хватит судьбу испытывать, завтра пойдешь!

Положила ему руки на грудь, и стала снимать с него плащ.

Бухман убрал ее цепкие пальцы. — Пойми, это же очень важно! Вы же ничего не знаете! Идите по номерам, ждите меня… Это тут, рядом, почти что за углом.