Иуда

— Я подумала о том, что могу очень сильно полюбить тебя, и мне стало страшно.

У меня в горле что-то застряло. Мне никто и никогда не говорил ничего подобного, особенно вот так, глядя прямо в глаза. Что угодно несли: о том, что я сексуальный, о том, что хотят, чтоб я их трахнул, или вообще о себе…но вот так обнаженно о любви — никогда. Сердце судорожно задергалось в груди. Я не подозревал, что оно предназначено для чего-то иного, кроме как качать кровь по организму… а, оказывается, оно умеет дергаться от диких эмоций и колотиться, как ненормальное, из-за кого-то. Привлек ее к себе, надавливая большим пальцем на подбородок.

— Теперь Я съем твои пузырьки.

Дал отпить из своего бокала и тут же накрыл ее рот своими губами, а второй рукой сжал грудь под тонким свитером, она задрожала, а я сильнее набросился на ее мягкие губы, не давая опомниться, забираясь под тонкую ткань, стягивая лифчик слегка вниз и отыскивая пальцами сосок. Он тут же сжался в тугой камушек, а я слегка сдавил его и толкнулся в ее язык своим языком, прижимая ее сильнее к себе. От возбуждения хочется рычать. Кажется, я сейчас кончу прямо в штаны. Она так нежно постанывает, что меня всего трясет, и я уже скольжу под юбку, веду ладонью по стройной ножке вверх, под резинку капроновых колготок, под шелковые трусики. И меня не остановит сам дьявол. Слегка уперлась ладошками мне в грудь.

— Я… я никогда раньше, — выдохнула мне в губы. — может быть, я тебя ждала?

И от этого понимания дрожь по всему телу проходит. Правильно. Моя потому что. Убираю руку и лицо ее раскрасневшееся глажу. Не здесь ласкать буду. Потом. На постели. Всю заласкаю. Руками, губами, языком. Кричать научу для меня.

— Долго ждала? — спрашиваю, как завороженный.

Кивает и глаза закрывает, прижимаясь лицом к моей груди.

— Дима, ты будешь меня любить?

Конечно, маленькая, наверное, я уже тебя люблю. Как ненормальный. Разве можно тебя не любить? Ты и есть сама любовь в самом чистом ее проявлении.

Внизу играет медленная музыка, и я хочу отвлечься, я хочу взять себя в руки, чтобы не наброситься на нее прямо здесь.

— Я обещал с тобой танцевать. Идем!

— Нет!

— Дааа! Доверься мне! Идем!

Подхватываю за талию и буквально выношу на танцпол. Ставлю ногами на мои ноги и…танцую за нас обоих. Ее глаза медленно расширяются и наполняются слезами. Потому что и танец тоже впервые. Я это точно знаю. На нас смотрят. Но нам плевать.

— Димааа.

— Я же обещал, психолог. Я свои обещания всегда выполняю. Я сказал, что ты будешь танцевать!

Я кружу ее по танцплощадке, она смеется и прижимается ко мне всем телом, а я невыносимо хочу увезти ее домой и показать ей там, как я могу любить ее. И это совсем не страшно. Она вдруг посмотрела в окно и громко закричала:

— Там снег, Дима! Там, кажется, идет снег! Идем на улицу! Быстрее!

Вышел с ней наружу, но вместо снега лил холодный противный дождь. И она разочаровано протянула голые руки под капли.

— Или дождь… Дима, ты когда-нибудь целовал девушку под дождем? Как в кино?

Сумасшедшая, поймал ее своей курткой и прижал к себе, жадно ища ее губы. А она повторяет мое имя, и мне кажется, что ее голосом оно звучит так, как никогда не звучало.

— Уже целую… Поехали ко мне!

— Поехали. К тебе.

Глава 10

У нее охеренные губы, как он смог так долго продержаться и не попробовать их, не вгрызться со всем голодом, от которого почувствовал себя живым, почувствовал, как скрутило от потребности разрядки. Даже если все это фантомно — по хе-е-е-ер. Потому что это не просто кайф — это космическая нирвана. Языком вглубь ее рта, а там запах мяты от зубной пасты и ее дыхание, толкнуться в ее язык, сплетаясь с ним, с гортанным низким стоном, стискивая ее спину сильнее, впиваясь в затылок, в шелк спутанных волос. Чтоб не вырвалась, чтоб дала ему надышаться своими всхлипами и рваными вздохами. Думал, Оля начнет вырываться, но она обхватила его лицо ладонями и целует в ответ, жадно, исступленно целует, подставляя свои губы, дает их терзать, кусать, давить своим ртом на ее рот, аж до боли, ударяясь зубами о ее зубы, до крови.

(с) Ульяна Соболева. Бумажные крылья