Иуда Искариот

 В лазарете его положили в крошечную двухместную камеру-палату тоже с воином-интернационалистом, подвижным и неугомонным Вовкой Фиксой или Владимиром Фетисовым – сержантом запаса, полтора года провоевавшим в Афганистане кавалером ордена Красной Звезды и медали «За боевые заслуги». После демобилизации неугомонной натуре Фетисова было тяжело вновь привыкать к заводской проходной и токарному станку, от которого его призвали в Армию. Проработав три месяца, его уволили за прогулы и появления на рабочем месте в нетрезвом состоянии. В стране началась перестройка, лозунг: «Работай и зарабатывай» стал основным. Правительство не разъяснило методов и границ дозволенности, люди стали зарабатывать так, как умели и считали возможным. Фикса и его друзья, в основном все афганцы, за свою короткую жизнь ни чему не научились, кроме как «воевать». Они создали свой кооператив по изыманию с нарушениями УК заработанных денег, а так как большинство кооператоров всячески обходили закон, работы у группы Фиксы было непочатый край. Все шло даже лучше, чем они предполагали, появились большие шальные деньги. Но вышла накладка: очередной подпольный цеховик, скрывающий от государства львиную долю доходов, оказался родственником прокурора одного из районов города. И «летучий отряд», как называли они сами себя, или «банда Фетисова», как ее стали называть следователи в своих протоколах, почти в полном составе угодила в СИЗО № 1.

 Новикова привели с очередного допроса. Адвокат Митин через следователя передал ему передачу с короткой запиской: «Солдату от солдата». Владимир выложил содержимое на стол: палка сухой колбасы, сало, конфеты, десять пачек «Ростова» – нехитрая обыкновенная передача. Сколько волнения вызвала она в груди боевого командира, два года смотревшего в глаза смерти, и почти ежедневно водившего своих солдат на эту смерть, а здесь слеза навернулась на глаза, в груди клокотало, стало трудно дышать.

 - Жена или родичи? – поинтересовался Фикса, он уже знал, за что сидел бывший однокашник майор Новиков, они воевали совсем в разных местах большой чужой страны, но называл Новикова Фикса «командир».

 - Нет, Володь, жена от меня ушла, а родичи – одна сестра, живет на юге области. Я ей писал, но второй месяц тишина, может, обманул контролер – не бросил письмо, я открытое передал, просто сообщил, где я. Она зоотехник в колхозе, двоих детей одна растит. Колхоз разваливается, она хороший специалист, ее в богатые колхозы давно зовут, но она упертая – наша Новикова.

 - Извини, командир, я не знал. А жена из-за сидки ушла? – Фикса встал со шконки.

 - Иди, Вовчик, порубаем вольных продуктов, и на воле они тоже дефицитом становятся, - пригласил Новиков своего сокамерника к столу. – У тебя есть, чем порезать? Ты старый арестант, - пошутил майор.

 Фикса сидел на три месяца больше Новикова, но заводной Фетисов привык быстро, как и ко всему, что пришлось ему пережить за неполные двадцать два года, и уже через месяц он стал своим, даже среди посидевших не один год заключенных. Фикса достал заточенный супинатор:

 - Пожалуйста, гражданин майор, - шутливо проговорил он, протягивая тюремный «нож» Новикову.

 Нарезали сало, колбасы, очистили большую головку чеснока трехзубца с юга области, самодельным кипятильником из лезвий Фикса заварил чифирь. Пир пошел своим чередом.

 - Извини, командир, может тебе неприятно, в душу лезу, тогда не отвечай. Но как говорят: в разговоре время идет быстрее, а у нас его, к сожалению, ой как много свободного времени, - Фикса захохотал.

 - Спрашивай, сержант.

 - Ты не ответил, я спросил, жена из-за сидки ушла?

 - Нет, Володь, - Новиков перестал жевать, достал сигарету, закурил, глотнул два глотка поданного в алюминиевой тюремной кружке горячего чифиря. – После ранения я вообще думал, не выползу. Полведра осколков хирурги из меня вытряхнули. Она приехала в госпиталь еще в Ташкент, плачет, молодая, красивая. Детей у нас не было, я думал из-за нее, но любил ее, она у меня за ребенка была, хотя, конечно, мало любил. Я понимал: служба, потом война, не проверялись мы, все некогда, успеем. В общем, я вольную ей дал на первом же свидании в госпитале. Может, и погорячился, или, как теперь надо говорить, «фраернулся», но, увы, она поплакала и приняла предложение. Развелись быстро. Замуж вышла, был, наверное, вариант, может, подходящего случая ждали. Живут в Ростове, он родом оттуда. Ребенок родился у них. Так что, жизнь продолжается. Мертвым гнить – живым жить.

 - Да, командир, трепанула тебя жизнь, только выкарабкался и опять нары, все казенное.

 - Судьба, наверное, и гроб казенный дадут, на свой не заработал, и когда, теперь, заработаю? – Новиков закашлял тяжелым нездоровым кашлем. Подошел к своей шконке, достал из под подушки, завернутые в бумагу таблетки, выпил одну, запил водой, прилег на шконку.