Иуда Искариот

 - Пустота в глазах и холодное безразличие. Не бывает, говорит мать, в двадцать лет таких холодных безразличных глаз. Хотя я смотрел, если честно, ничего не увидел. Глаза как глаза. Ладно, что будем о работе думать? – отец резко сменил тему разговора.

 Поговорили еще около часа на разные темы. Захаров - старший попил крепкий чай – привычка, которая у него осталась еще с армии. Частые наряды, караул через день. И в армии Иван Захаров удивлял всех своей энергией. Солдаты и командиры поражались: когда спит их комсомольский секретарь? Он почти сутки всегда был на людях, проводил собрания, дежурил по роте, ходил в караул, проводил спортивные соревнования в части. Как у него на все хватало времени? Захаров был всегда бодр, выбрит, в наглаженной форме. Надо иметь жилку руководителя. Во время войны Сталин любил звонить директорам оборонных заводов именно ночью, наверное, для того, чтобы вселить в их головы мысль, что вождь никогда не отдыхает.

 Отец ушел. Виктор проводил его до служебной «Волги», которая стояла возле подъезда. Отец отпустил своего водителя, и сам был за рулем. Они на прощание обнялись сухо, по-мужски. Виктор, наверное, впервые посмотрел на отца другими глазами. Не как на строгого, всегда занятого и поэтому, наверное, далекого, а как на старшего друга, близкого родного человека.

 Виктор вернулся в квартиру, лег на диван в одежде и долго лежал без движения, смотрел в потолок:

 - Вика ехала с Лобовым в машине.

 Отец советует не говорить ей ничего, быть хитрее. Просто присмотреться, проследить за ней, если возникнет необходимость. Сейчас она в библиотеке, придет через час, как говорила. Но, как не верить, а тем более следить за любимым человеком.

 - Бред какой-то, - вслух проговорил Виктор.

 Он лежал с открытыми глазами и даже не заметил, как заснул. Очнулся от стука входящей двери, пришла Вика почти вовремя, с опозданием всего на двадцать минут:

 - Ой, соня. Он спит. Вот так ты ждешь меня, - весело заговорила Вика.

 - Опаздываете на целых двадцать минут, - Виктор сидел на диване, нахмурившись.

 - Не опаздываю, дорогой Витюша, а задержалась – встретила Светку Ягоднину, вместе живем в общежитии, да ты ее знать должен. А почему такой хмурый, Виктор Иванович, ты не рад, что твоя кошечка вернулась?

 - Рад очень. Ответь, пожалуйста, кошечка, ты ездила с Лобовым в машине?

 - В какой машине? – лицо Вики на миг смутилось.

 - В его, конечно, в его машине, - повысил интонацию голоса Виктор.

 - Подвозил он меня как-то, я шла по улице, он остановился. Когда я ему права вернула, он рад очень был, сказал, должник мой, вот подвез до университета, - Вика смотрела на Виктора широко открытыми глазами. – Ты снова ревнуешь меня, котик? – она подошла, села рядом с Виктором на диван. – Это меня возбуждает, - прошептала на ухо Виктору.

 - Когда это было?

 - Что было? – как будто не поняв, переспросила Вика.

 - Подвозил он тебя когда? – Виктор встал, освободившись от объятий Вики.

 - Три или четыре дня назад, я не придала этому никакого значения. Витюшь, ты снова обидел меня, - Вика подперла голову рукой, губки у нее вытянулись трубочкой, она всегда так делала, когда хотела показать, что обижена. – Ты ревнивец, Виктор, как можно так жить? Люди, тем более любящие друг друга, должны доверять. Ты очень меня обидел, - уже другим, металлическим голосом проговорила Вика.

 Виктор резко повернулся, подошел к открытому окну. Наступила пауза. Виктор молча смотрел на противоположную сторону улицы. Сплошным потоком по улице ехали машины, по тротуару спешили люди с работы, учебы. Спешили домой после трудового дня. Виктор очнулся. Вика плакала, он отчетливо услышал всхлипывания, он резко повернулся, подбежал к дивану, упал перед Викой на колени:

 - Вика! Викуля, кошечка моя, пожалуйста, не надо плакать. Прости меня, прости. Я не могу видеть, когда ты плачешь, - Виктор попался. Он взял обеими руками маленькую красивую голову Вики и стал целовать ее глаза, на губах соленые слезы. – Я, я… больше жизни люблю тебя. Может, поэтому так ревную.

 - Но так нельзя, Виктор. Мы должны доверять друг другу, - Вика перестала рыдать, но слезы еще текли из глаз. – Нельзя быть таким ревнивым. Ты обижаешь меня и убиваешь нашу любовь.

 - Я не буду, честное слово, прости меня, прости, пожалуйста, - шептал Виктор и целовал ее в глаза, губы, шею…

Глава 15

 Подследственный Новиков был переведен в тюремный лазарет. Наверное, переживание всколыхнуло все старые раны майора, и даже встал вопрос о его переводе в межобластную тюремную больницу, которая находилась в их городе всего в двух километрах от СИЗО. Но больница для заключенных, а Новиков подследственный и по закону этого делать нельзя. До приговора суда все подследственные считаются невиновными, хотя Новиков сам чистосердечно признался в тяжком преступлении.