Иуда: предатель или жертва?

Поскольку образу Иисуса я уделяю в своей истории долгой «культурной жизни» Иуды меньше внимания и опираюсь в своем исследовании преимущественно на работы христианских художников, я решила затронуть в последней главе книги еще две темы: как воспринимают Иуду иудеи — что обсуждается крайне редко, — и как менялась природа Самого Иисуса на протяжении двух тысячелетий в зависимости от изменения отношения к Иуде, с которым Он неразрывно связан. Несмотря на то что на протяжении двадцати столетий Иуда представал в самых разных обличьях, прочнее всего в сознании людей всех вероисповеданий за ним закрепился все же образ предателя. Рассуждением о том, почему так случилось, я заканчиваю свою книгу. Во многом и к моему собственному удивлению, поскольку мой проект был мотивирован в большей степени любопытством, я прихожу к выводу, что Иуда и сегодня остается одним из самых значимых библейских персонажей в силу тех сложных психологических и этических дилемм, которыми он постоянно будоражит сознание человечества.

Подобное расследование убийства — божества ли, человека ли — требует изучения массы научных трудов по религиозной тематике, которое буквально поглотило меня, и охвата устрашающе огромного временного пласта и географического материала. Чтобы осветить длинную дорогу жизни Иуды, мне пришлось поступиться традиционной хронологией и рассматривать периоды древности, Античности и Средневековья как единый культурный срез до Нового времени, а также объединить XVII и XVIII вв., как если бы они были таким же монолитным явлением, как эпоха Просвещения. Вопиюще неточная периодизация, вкупе с такой же «свободной» группировкой художников разных языковых, геополитических и религиозных ареалов, были допущены мною с единственной целью — отобразить весь путь эволюции образа Иуды. Анализируя отдельные литературные или живописные произведения, я в скобках указываю даты их создания, а также место их происхождения (например, Ирландия или Гватемала). А вот от пространных описаний национальных традиций и обычаев, связанных с Иудой, равно как и различий в толковании Драмы Страстей Господних приверженцев англиканской, лютеранской и православной церквей, я отказалась. Хотя будущие исследования об Иуде обязательно отобразят ту уникальную роль, что он сыграл в разных странах и религиозных обществах.

Временами, для того чтобы не разрывать логической нити повествования об эволюции образа Иуды, мне приходилось пренебрегать формальной сложностью отдельной поэмы или романа, поступаясь анализом их жанровых и стилевых особенностей. В своей работе я опиралась на уже имеющиеся труды и сочинения, в том числе переводные (древнегреческие, коптские, древнегерманские, французские и итальянские), ограничив собственные исследования, если под этим словом понимать открытие новых артефактов и фактов. Поэтому моих личных выводов на страницах этой книги не так уж много: в определенной степени я завишу от ученых, занимающихся изысканиями в этих областях. Однако я обильно снабжаю текст подстрочными примечаниями специалистов в различных областях, радея о тех читателей, кто захочет полистать академические издания или цитируемые источники.

Новаторство этой книги, как мне думается, в том, что это первое и единственное жизнеописание одного из самых жизнеспособных персонажей в истории западной цивилизации, «формирование» которого было прервано или приостановлено в середине XX в. С этой «задержкой в развитии» моего героя связаны два вопроса. Первый: были ли образы возмужавшего и героического Иуды умалены или искажены (и до какой степени), для того чтобы принять или содействовать принятию «окончательного решения» по еврейскому вопросу? Если были, то почему так трудно установить, насколько предопределено было Иуде вновь выйти на историческую сцену в своем самом демоническом обличье? И другой вопрос: повлиял ли, в свою очередь, Холокост на восприятие современного Иуды, отражающее озабоченность людей разных религиозных сообществ тем, что они живут в мире, не искупившем своей вины и, возможно, лишившемся права на спасение?