Юдаизм. Сахарна

И не один Израиль, в лице Исаака, но и двоюродные, и троюродные с ним народы выходят также из влаги родных соединений. Это — моавитяне и аммонитяне. Не будем рассказывать истории их: отметим только, что это опять около Авраама, человека столь избранного и столь исключительного. Удивительно, что столько черт концентрируется в одну точку. — «И засмеялась Сара и подумала: разве от 90-летней бывают дети?» — «Будут». И через ответ этот Авраам как будто молится еще и еще «прорасти» в жертву и угождение Богу. В самом деле, замечателен здесь возраст. Зачем он? Т. е. почему Авраам не призван был к завету раньше, моложе?! Какая нужда, и именно обетованию, именно в этих летах дряхлости?! Тут нет иной причины, как чтобы раскрыть, что сила «заветной» мысли падает в точку «обрезания», сверлит ее, как бурав землю, и, казалось бы, в пустых уже недрах, в «камении и бесплодии», вызывает к жизни чудную масличную ветвь. На камне зацветет лилия, и из камня польется вода. Если мы примем во внимание Сару, Лота и его дочерей и странный союз попаленных городов, мы заметим, что во всем рассказе об Аврааме как бы вычерчивается полная траектория возможных движений «обрезания» и «обрезанной точки». И нигде нет сокращения ее путей, ослабления красок, понижения напряжения. — «Разве от меня, девяностолетней, и от него, столетнего, может родиться сын? — Но вот, уже по смерти ее, усомнившейся жены своей, Авраам — уже вне всяких целей обетования берет в жены Хеттгуру, берет еще «подложниц», как бы вдруг несказанно помолодев через «обрезание» и непостижимый «завет» с Богом. — «Ты будешь вечно молод», — как бы шепнул Бог Аврааму в завет, если... станешь перед лице Мое».

IV