Иудейская война

3. Их ответ гласил: условий от него принять не могут, так как они клялись не делать этого никогда и ни в каком случае, но они просят его дать им свободно пройти через обводную стену вместе с женами и детьми; они пройдут в пустыню и оставят ему город. Возмущенный тем, что они, находящиеся в положении пленников, диктуют ему еще условия, как победители, Тит велел объявить им через вестника: ни один перебежчик не будет принят отныне, да не надеется никто на милость, ибо он не пощадит никого; пусть они сопротивляются всеми силами и спасутся, как знают, он же будет действовать только по законам войны. Одновременно с тем он приказал солдатам жечь и грабить город. Однако в тот же день они еще выжидали, но на следующий день они подожгли архив, Акру, здание совета{24} и часть города, называвшуюся Офлой. Огонь распространился до дворца Елены, стоявшего в середине Акры, и на пути истребил также отдельные дома и улицы, наполненные телами умерших от голода.

4. В тот день явились к Цезарю с просьбой о помиловании сыновья и братья царя Изата в сопровождении многих знатных граждан. Как ни был Тит восстановлен против всех оставшихся еще иудеев, он все-таки не мог изменить своему характеру и принял их, приказав лишь на первых порах содержать их всех под стражей. Впоследствии он сыновей и родственников царя повел в оковах в Рим в качестве заложников.

Глава седьмая

Дальнейшая судьба мятежников, причинявших и приносивших много зла. – Цезарь овладевает верхним городом.

1. Мятежники бросились теперь в царский дворец{25}, где многие, ввиду его укрепленного положения, держали на хранении свои сокровища, выгнали оттуда римлян, уничтожили всю скопившуюся там чернь, около 8400 человек, [407] и разграбили имущество. Из римлян они двух взяли в плен живыми, одного конного и одного пешего солдата. Последнего они сейчас же убили и поволокли по всему городу, словно желая в лице этого одного человека отомстить всем римлянам; всадник же, обещавший дать им полезный совет для их спасения, был приведен к Симону. Но так как он здесь не знал, что сказать, то и был предан в руки одного предводителя по имени Ардала для казни. Этот, скрутив ему руки за спину и завязав повязкой глаза, повел его вперед, для того чтобы обезглавить на виду римлян. Но пока иудей извлекал свой меч, пленник поспешно убежал к римлянам. Тит не мог позволить себе лишить его жизни после того, как он спасся от рук неприятеля, но, считая бесчестием для римского солдата сдаться живым в плен, он приказал отнять у него оружие и исключить его из войска, что для человека с честью составляет большее наказание, чем смерть.

2. На следующий день римляне выгнали разбойников из Нижнего города и предали огню всю местность до Силоама. Хотя их и тешил вид горящего города, но вместе с тем немало огорчало их лишение добычи, ибо разбойники все начисто опорожнили и отступили в Верхний город.

Несчастье не приводило их к раскаянию; они, напротив, хвастались им, точно они достигли успеха. Глядя на горящий город, они заявляли, что теперь они спокойно и с радостью умрут, – умрут, ничего не оставив врагам, ибо народ погиб, храм сожжен, а город объят пламенем. И теперь, когда дело доходило до крайности, Иосиф не уставал просить их спасти остаток города. Но сколько он ни говорил об их свирепости и нечестии, сколько ни убеждал их спасти себя, кроме насмешек, ничего не достиг. Так как они, в силу своей клятвы, не могли сдаться римлянам, а оказать сопротивление тоже были не в состоянии, потому что оказались как бы заключенными в тюрьме, то, желая убийствами, сделавшимися для них привычным делом, пресечь возможность побегов, они выходили поодиночке на окраину города и, прячась в развалинах, подкарауливали тех, которые хотели переходить к римлянам. Многие, которые вследствие истощения от голода не имели сил бежать от преследователей, были ими пойманы, убиты и брошены на съедение собакам. Но всякая другая смерть казалась им сноснее голодной, потому и бежали они к римлянам, несмотря на то, что не имели никакой надежды на помилование; поэтому они добровольно давали убивать себя и кровожадным мятежникам. Ни одного свободного [408] места не оставалось в городе, где бы ни валялись жертвы голода и разбоя, – все было покрыто трупами.