Вторая башня, названная по имени брата Ирода Фацаэлем, имела по сорока локтей в ширину и длину, и высота ее цельнокаменного основания также равнялась сорока локтям. Верх ее был опоясан колоннадой высотой в 10 локтей, защищенной насыпями и выступами. Посреди колоннады возвышалась другая башня, разделенная на великолепные покои, среди которых была даже баня, так что эта башня ни в чем не уступала настоящему царскому дворцу. Верх же ее увенчивался насыпями и башенками еще более многочисленными, чем в предыдущей. Общая высота ее достигала девяноста локтей, и по общему виду она была подобна Фаросскому маяку, указывающему путь плывущим к Александрии, хотя и значительно превосходила его по площади. Во время же, о котором идет речь, в ней располагался Шимон, сделавший ее своим дворцом.
Третья же башня, Мирьям (ибо таково было имя царицы), имела цельное основание в 20 локтей высотой и столько же в ширину и длину. На нем располагались жилые помещения, своей роскошью и отделкой превосходящие помещения двух других башен, так как царь полагал, что здание, носящее имя женщины, должно быть украшено с большей роскошью, чем те, которые названы именами мужчин; зато те две были гораздо более мощны, чем эта. Общая высота башни составляла 55 локтей.
4. Эти три башни, столь огромные сами по себе, казались еще более высокими вследствие своего местоположения. Ведь Старая стена, в которой они находились, сама была выстроена на высоком холме и вздымалась над ним, словно горная вершина, еще на тридцать локтей, что, разумеется, много увеличивало высоту стоявших на ней башен. Достойна удивления также и величина камней, из которых они были сложены. Ведь это не были обыкновенные камни или обломки скал, такие, что могут нести люди, но тесаные глыбы белого мрамора, в 25 локтей длины, 10 локтей ширины и 5 локтей толщины каждая. И столь искусно были они пригнаны друг к другу, что каждая башня казалась выросшей из земли цельной скалой, в которой лишь впоследствии руки строителей вытесали формы и высекли углы — столь незаметны были соединения между камнями, с какой бы стороны вы ни смотрели на них.
Изнутри к этим стоявшим на северной стороне стены башням примыкал царский дворец, великолепие которого превосходило всякое описание. Его роскошь и убранство не имели себе равных, и сверх того он был окружен со всех сторон стеной в 30 локтей высотой, по которой на равном расстоянии друг от друга шли богато украшенные башни, и заключал в себе огромные покои и пиршественные залы, способные вместить сотни приглашенных. Невозможно передать словами красоту отделки камней внутри дворца, ведь отовсюду сюда были доставлены в великом множестве редчайшие из камней, потолки же дворца поражали как величиной балок, так и великолепием отделки. Здесь было неисчислимое множество покоев, и все отличались один от другого по виду, все были полностью обставлены, и большинство находившихся в них предметов состояло из серебра и золота. Много было кольцеобразных пересекающихся между собой колоннад, отличавшихся одна от другой своими колоннами. Их внутренние дворы сплошь зеленели от растительности: здесь росли всякого рода сады, рассекавшиеся длинными дорожками для гуляния и окруженные глубокими каналами или бассейнами, уставленными медными изваяниями, из которых лилась вода, а кругом этих водоемов находились многочисленные башни для ручных голубей. Однако как возможно передать в словах все великолепие этого дворца, когда даже сама память о нем мучительна, ибо она подымает вновь воспоминания о разрушениях, произведенных здесь зажженным руками разбойников огнем! Ведь дворец был сожжен не римлянами, но, как мы уже упоминали, это сделали заговорщики из города еще в самом начале восстания: пожар начался в Антонии, перебросился на царский дворец и, наконец, охватил верхние помещения всех трех башен.
V