Иудейская война

Вместе с тем я настаиваю, чтобы не только эти придворные, но и мои собственные военачальники уповали в настоящем только на меня одного, ибо я жалую моим сыновьям не царскую власть, но только сопутствующие этой власти почести. Итак, все услады власти будут принадлежать им, а все ее, зачастую нежеланное, бремя — мне. Пусть каждый из вас примет во внимание мой возраст, мой образ жизни, мое благочестие. Ведь я еще не столь стар, чтобы можно было предвидеть мой скорый конец, не предаюсь невоздержанности, способной прервать человеческую жизнь в самом ее расцвете, и всегда служил Всевышнему с такой преданностью, что у меня есть основания надеяться на долголетие. И поэтому если кто-либо предложит моим сыновьям свои услуги с целью низложить меня, он будет подвергнут самому суровому наказанию не только ради моего блага, но и ради блага моих сыновей. Я ограничиваю проявления почтения по отношению к сыновьям вовсе не из зависти, но из понимания того, что проявления лести искушают юность и толкают ее на опрометчивые поступки. И когда каждый, кто будет приближен к этим юношам, поймет, что, если он будет защищать справедливость, я вознагражу его, но если он будет способствовать раздорам, то даже от того, кому он служит, не получит никакой награды за свое злонравие, — тогда, я полагаю, каждый из них сохранит верность мне и, следовательно, моим сыновьям, ибо их польза состоит в том, чтобы я царствовал, моя же польза — в том, чтобы ничто не поколебало их согласия.

Вы же, дорогие сыновья, обратитесь сначала мыслью к священным законам природы, которые даже диких зверей соединяют узами взаимной привязанности, затем — к Цезарю, причине нашего примирения, и, наконец, ко мне, обращающемуся к вам с мольбой, в то время как мог бы приказывать, и будьте впредь подлинными братьями. Отныне я жалую вас одеянием царей и царской свитой и взываю к Богу, чтобы он скрепил мое решение, если только между вами будет царить согласие». С этими словами он ласково обнял каждого из сыновей и распустил народ, в котором одни от всей души присоединились к его молитве, а другие, те, кто стремился к перевороту, делали вид, что даже не слышали ее.

XXIV

1. Однако братья не оставили своих раздоров и расстались, испытывая даже еще большие подозрения друг против друга: ведь Александр и Аристобул негодовали на то, что Ирод подтвердил права Антипатра как старшего сына, Антипатр же был недоволен уже тем, что братья занимают теперь второе место. Он, впрочем, был слишком хитер, чтобы открыто выражать недовольство, и с необыкновенным искусством скрывал ненависть к братьям. Те же, напротив, гордясь своим происхождением, даже и не думали скрывать подлинных чувств, постоянно распаляемых дурными друзьями, многие из которых были к тому же и тайными соглядатаями. Итак, каждое слово, произнесенное у Александра, тут же повторялось у Антипатра, а затем, уже со сделанными Антипатром прибавлениями, передавалось Ироду, и каждое замечание самого невинного свойства навлекало на юношу беду, а уж если с его уст срывалось какое- либо неосторожное слово, то злые языки многократно преувеличивали его. Антипатр даже нанял людей вызывать Александра на неосторожные беседы; при этом он стремился, чтобы под измышляемой им ложью всегда имелось некоторое истинное основание, так что если подтверждалась истинность хотя бы одного из приписываемых Александру высказываний, то остальное уже не нуждалось в доказательствах. Все друзья Александра либо молчали, либо были подкуплены Антипатром и также не разглашали ничего. Поистине вся жизнь Антипатра может быть по справедливости названа таинством порока!

Все приближенные Александра уступили или подкупу, или лести — излюбленным орудиям Антипатра — и стали его наушниками, передавая ему все слова и действия Александра. Удивительная ловкость Антипатра проявила себя и в том, с каким непревзойденным искусством он добивался, чтобы вся эта клевета достигала ушей Ирода. Причем в то время как другие распространяли эти басни, сам он не переставал играть перед Иродом роль любящего брата. Всякий раз, когда рассказывалось что-то порочащее Александра, на сцене появлялся Антипатр и начинал свое лицедейство: сначала он не оставлял от рассказа камня на камне, а затем тонко подтверждал его, таким образом постепенно распаляя гнев Ирода. В конце концов все оборачивалось к подтверждению заговора, и ничто так не способствовало успеху клеветы, как заступничество Антипатра.

2. Обманутый Ирод постепенно приходил в ярость и с каждым днем выказывал все меньше расположения обоим юношам и все больше — Антипатру. Придворные следовали его примеру, одни по доброй воле, другие — по принуждению, как, например, Птолемей, которого Ирод ценил более всех своих друзей; так же поступали брат и сестра царя и вся его семья.