Иудейская война

1. Когда Александр понял, что вера отца в его виновность непоколебима, он решился выйти навстречу опасности и составил обвинение своих врагов в четырех книгах, где признавал существование заговора, но объявлял большинство своих врагов его соучастниками, и в первую очередь Ферору и Шломит; он утверждал даже, что Шломит однажды ночью проникла в его спальню и против его воли заставила его сожительствовать с ней. Эти книги, полные чудовищных разоблачений против первых людей страны, попали в руки Ирода, а вскоре в Иудею спешно прибыл встревоженный судьбой дочери и зятя Архелай. Стремясь помочь им, он выказал замечательную предусмотрительность и искусно свел на нет все угрозы Ирода. При первой же встрече он воскликнул: «Где мой негодник-зять? Дайте мне этого отцеубийцу и я собственными руками спущу с него шкуру и так же поступлю с собственной дочерью! Даже если она и не замешана, она его жена, а значит, под стать ему. Не могу понять, как это ты, ставший жертвой заговора, можешь принимать это с таким спокойствием — если только это правда, что Александр еще жив. Я-то полагал, что он давно уже расплатился за свое преступление, и примчался сюда из Каппадокии лишь затем, чтобы посоветоваться с тобою по поводу дочери, которую выдал за этого негодяя только из-за твоего славного имени. Но сейчас мы должны сообща поразмыслить о них обоих, и, если ты слишком нежный отец и у тебя не хватает духа воздать сыну так, как он того заслуживает, нам следовало бы обменяться местами и каждому выполнить приговор другого».

2. Этими разглагольствованиями ему удалось провести Ирода, хотя тот и был настороже, и Ирод дал ему прочесть составленные Александром книги. Пока они совместно изучали содержание каждой главы, в голове Архелая зародился план, и он стал направлять чтение таким образом, что постепенно стало ясно, что истинным виновником заговора является не кто иной, как Ферора. Видя, что и царь стал склоняться к этому мнению, Архелай воскликнул: «Смотри! А не кажется ли тебе, что не столько мальчик составил против тебя заговор, сколько толпа негодяев составила заговор против мальчика?» И добавил, что не видит причины, по которой Александр мог бы ринуться в пучину такого позора; ведь он уже вкушал царские почести и даже мог надеяться на наследование престола; дурные советники и неразборчивость юности — только это могло сбить его с правильного пути, ведь таким образом впадали в соблазн не только юноши, но и старики, и блестящие дома и целые царства разрушались из-за этого.

3. Убежденный его словами Ирод постепенно переместил свои гнев с Александра на Ферору, который во всех четырех книгах был представлен главным зачинщиком заговора. Ферора, заметив внезапную перемену в настроении царя и растущее влияние на него Архелая и не видя надежды спасти себя достойными средствами, прибег к подлинному бесстыдству: оставив Александра, он воззвал к Архелаю. Тот ответил, что не представляет, как он сможет ходатайствовать за того, кто замешан в столь сомнительном деле (тем самым он делал очевидным участие Фероры в заговоре против царя и переносил на него все нынешние беды Александра), если только Ферора не отбросит все свои увертки и запирательства и не признает себя виновным во вменяемых ему преступлениях и лишь затем попросит прощения у брата, который все еще любит его, — если только Ферора поступит так, то он, Архелай, со своей стороны, готов способствовать ему всеми возможными средствами.

4. Ферора принял его совет и, тщательно приготовившись к тому, чтобы иметь как можно более удрученный вид, облаченный во все черное, распростерся, обливаясь слезами, у ног Ирода и стал взывать к его милосердию — точно таким же образом как он уже проделывал успешно несколько раз в прошлом при сходных обстоятельствах. Он признал себя грязным негодяем виновность которого не подлежит сомнению, он приписал свои поступки тому неуравновешенному и безумному состоянию в какое ввергла его любовь к той женщине. Архелай же, который сам подвел Ферору к тому, чтобы тот стал обвинять и свидетельствовать против себя, сейчас стал заступаться за него и приводить примеры из жизни собственной семьи. Так, например, он задавался вопросом, отчего он сам, терпевший от своего брата гораздо худшее обращение, все-таки никогда не допустил, чтобы месть ослабила связывавшие их узы крови; еще он говорил, что царства подобны тучным людям, у которых из-за избыточного веса то один, то другой из членов всегда бывает воспален, но тем не менее в таких случаях следует прибегать не к ножу хирурга, но к лекарству.