— Полководец, который не находит удовольствия в самом военном деле, в искусстве подготовки и обучения воинов, а подготовке армии к походу, в умении сломить неприятеля, сохранив жизни своих солдат, а думает прежде всего о том, чтобы выделиться и увенчать себя славой, обычно тщеславен и нетерпелив. Такому не хватает ума, чтобы стать подлинным победителем. Надо тебе сказать, что я перед каждой битвой держу совет со своими подчиненными, а к покорению неприятеля приступаю без ненависти к нему.
Мы с ним говорили о военном искусстве так, как хозяйки беседуют о приготовлении блюд.
Я поражалась точности его выражений и ясности мысли, которые сделали его великим воином.
Я поймала себя на том, что восхищаюсь им и с удовольствием прислушиваюсь к его разумным речам.
Завершив обход лагеря, Олоферн проводил меня к моему шатру и, прежде чем расстаться, произнес, глядя мне прямо в глаза:
— Я хотел бы поужинать с тобой, но не в присутствии моих военачальников. Я хочу, чтобы ты пришла ко мне, когда стемнеет, одна, без служанки.
От этих слов я похолодела. И послушно ответила:
— Все будет, как ты хочешь, господин.
По его лицу пролетела тень недовольства.
— Я не желаю, чтобы ты называла меня господином и пришла в мой шатер, подчиняясь приказу. Всем сердцем я жажду, чтобы ты пришла ко мне по своей воле, как приходит женщина к мужчине, чья близость ей приятна. Если же я тебя чем-то отталкиваю как человек или как мужчина, оставайся в своем шатре. Я не рассержусь. Но знай: не придя ко мне, ты заставишь опечалиться мое сердце, которое радостно бьется с той минуты, как я тебя увидел.
И я обмерла от этих слов, которыми он столь откровенно выразил свою влюблённость.
Глава пятнадцатая
Не прийти к нему в шатер означало бы упустить возможность нанести ему смертельный удар, когда мы останемся вдвоем.
Пойти к нему в шатер означало согласиться на греховную связь с мужчиной, которого я должна умертвить после любовного свидания.
Выбора не было.
Выбора не было точно так же, как в тот час, когда Иоаким изложил мне свой план спасения народа Иудеи.
— Госпожа моя, как хотелось бы мне быть с тобою рядом, — сказала Шуа.
— Да и мне хотелось бы, — с печалью в голосе отвечала я.
— Надеюсь… что силы не оставят тебя.
— Помолимся вместе Господу нашему. Ведь мне предстоит совершить то, что превосходит возможности земной женщины.
В те мгновения, когда весь мир против нас и кажется, что выхода нет, каким прибежищем, подобным равномерному журчанию ручья, становятся для нас слова молитвы!
Как ласкает наш слух шелест тысячу раз уже произнесенных гармоничных фраз, мелодия которых связывает нас с Богом.
Мы укутались в слова, которыми славим тебя, о Иeгoвa, укрепили себя опьяняющим и бодрящим бальзамом звуков и голосов, которые слышатся в глубинах молитв, в они вдохновили нас прозрачной ясностью посланий в Песне песней Твоих молитв, доступных даже детям.
Всей душой мы вознесли хвалу Тебе, о Господи, и, забыв о своих страданиях, всеми своими помыслами устремились к Тебе.
Войдя в великолепный шатер Олоферна, я сразу заметила, что за трапезой прислуживают только два молчаливых раба.
Счастливая улыбка хозяина была лучшим свидетельством его радости.
На ужин были поданы изысканные блюда, но ни я, ни он не уделили им особого внимания, каждый по своим соображениям.
О чем только он мне не рассказывал.
О своей жизни.
О раннем детстве, проведенном в бедности.
У него было трое младших братьев и четыре сестры, также моложе его. Мать каждую весну страдала от какой-то странной болезни, лишавшей ее сил вплоть до ранней осени.
Отец был не в силах прокормить семью и приходил во все большее отчаяние.
Однажды в их городке появились люди, посланные ассирийским правителем. Они обещали щедрую награду каждой семье, которая отдаст здорового мальчика в отряды воинов, отбираемых для особой цели.
Войти в такой отряд значило двадцать лет жизни отдать воинскому ремеслу. А еще это означало обеспеченное существование и для солдата, и для его семьи.
Олоферну в то время было всего тринадцать лет.
Мальчик боялся даже самой мысли о том, чтобы хотя бы на день расстаться с братьями и сестрами, которых любил, с отцом и матерью, в чьем присутствии чувствовал себя под надежной защитой.
Но отец несколько раз как бы невзначай заговаривал о том, что те, кого примут в регулярное войско, будут обеспечены на всю жизнь, потому что они овладеют военным ремеслом, и потом их назначат начальниками, присвоят высшие военные чины.
Сестры, которые не могли полагаться ни на престарелого отца, ни на вечно больную мать, смотрели на него своими голодными глазенками, ожидая спасения.
Он совсем не хотел быть солдатом.
Он не хотел ни расставаться с семьей, ни покидать родные края.
Но еще страшнее было бы оставить своих близких прозябать в нищете, без малейшей надежды на избавление.
Собрав все свое мужество, мальчик отправился на главную площадь своего городка. С тех пор его судьба была в руках людей, чье призвание состояло в том, чтобы намеренно грубым обращением превратить хрупких юношей в беспощадных вояк.